На ее осунувшемся лице мерцали все еще прекрасные глаза, когда-то ясные, теперь печальные, углубленные в себя, отрешенные. Неужели жизнь кончена?
Откуда-то слышалась музыка, чарующая, нежная. И нахлынули воспоминания. Почему жизнь так скупо, словно мензуркой отмеряет ей немногие минуты радости? Или у Христа не осталось для нее счастья, или оно выпало где-то, а она не заметила, прошла мимо, не на тот путь свернула?
Да, да! Не на тот путь свернула! Сама прокладывала свою дорогу через ошибки и утраты, боль и унижения, подлость и предательство, скупые радости. А больше всего унижение нищетой.
…Как счастливо начиналась жизнь! Все как у людей: квартира, машина, работа родителей, счастливые школьные годы и мирное небо над землей! Они ездили и в Боровое, и на Черное море… Тогда и она верила, что может быть рай в избушке на курьих ножках, только б с любимым. И не нужны бриллианты, алмазы…
И вдруг жизнь резко изменилась. У молодежи началась особая пора, жизнь понеслась как на американских горках, аж дух захватывало. В школу – с черным маникюром, макияж, вечерами отрывались на дискотеках, а там и спиртное, и курево. Потом пошли ночные клубы… На телеэкранах по всем каналам секс на выбор, как пользоваться контрацептивами, если вы начали половую жизнь рано, бесплатные шприцы наркоманам… Свобода!
И вот среди этой вальпургиевой оргии вспыхнула ее первая любовь! Она встретила Эдика, в ночном клубе. Хорош, красив - в такого и влюбиться не мудрено. Но и Лера… Словно морской прибой выплеснул на берег это изящное, длинноногое чудо, с золотой россыпью волос, с распахнутыми чистыми глазами. Эдик был старше Леры, и, чтобы понравиться ему, она старалась быть проще, доступнее, потягивала коктейль через соломинку, даже покуривать стала.
А стрелки времени прокручивали месяцы ее эфемерного слепого счастья. Лера не заметила, что давно без работы родители, тяжело болен отец - по мнению врачей, безработица стала стрессовым толчком страшной болезни, сказалась долгая работа на урановом руднике. С его тела исчезла вся растительность, выпали даже ресницы, брови. Машина продана, нужны деньги на жизнь, лекарства, а сбережения на сберкнижке «лопнули». Да и мама как-то усохла, съежилась. А им еще нет пятидесяти.
Но Лера смотрела на мир огромными зелеными глазами, радуясь его красоте, своей любви. Нет, она не была распущенной девкой, и когда произошло «это», испугалась, плакала. А Эдик, удивленный ее девственностью, успокаивал. Ведь они обязательно поженятся! И Лера верила.
Горькое похмелье наступило скоро. Закончена школа. Учеба в вузах платная, в семье денег нет. На работу устроиться негде: закрыты рудники и шахты, простаивают многие заводы, замерли краны на стройках. К тому же, Лера обнаружила, что будет ребенок. И срок большой.
Ах, ей бы сказать обо всем маме. Но Эдик успокоил, они женятся позже, сейчас ему нужно время наладить свой бизнес. Он ее любит… и дал деньги на аборт.
Ей стали говорить, что Эдик встречается с дочерью преуспевающего бизнесмена, а с ней только утоляет плоть. Но она не разрешала себе ни упрекать его, ни плакать, ни думать о чем-то, ни догадываться. Стало ясно, как божий день, что на ней он не женится никогда. Но он же клялся! Она верила.
В день ее восемнадцатилетия, надевая брюки, Эдик заявил, что они больше встречаться не будут. Лера опустилась на колени, умоляла, хватая его за ноги. Она пыталась заглянуть в его глаза, но там была стена, он уже ее не видел. Она была для него пустым местом.
- Дура! – кричал он. – Неужели ты надеялась, что я женюсь на тебе! Посмотри на себя, мелкое ничтожество! Нищенка! Что ты можешь мне дать, вещи из магазина на вес? Ты уже взрослая, все, наконец-то я избавлюсь от тебя!
Лера сжалась как от удара, опустила голову. Трус, он ждал ее совершеннолетия, боялся ответственности! За что? За ее любящее сердце, безоглядную веру? За то, что ее родители, постоянные передовики производства, остались без работы, без средств существования? Если бы они дали ему денег на дорогую машину, на бизнес, он бы женился на ней, а без денег все люди мелкие, маленькие? Бесприданница! Выходит, в нем все лгало, когда он целовал ее, когда она отдалась ему? Кому верить, как жить? Она не хочет так жить, нет!
Умереть ей не дали, спасли, откачали врачи. Но вот мама… Когда она выписалась из больницы, мамы не было. Обширный инфаркт. А скоро ушел и отец. Она убила их своими поступками. А теперь – одна.
Он не пришел, не поддержал, не помог даже в такой страшный период ее жизни. Хотя Лера даже в больнице ждала, в ее душе теплилась надежда, что вот-вот откроется дверь и войдет он.
Вот бы оглянуться, увидеть, что мир прекрасен и она его частичка. Ну что ж, случилось, ничего не изменишь, не вернешь. Нужно жить с тем, что осталось, не суесловить, не подражать никому, быть самой собой. Жить!
...Лера горько усмехнулась, листая дни тех событий. Прошло много лет, она работает. Но она ничего не забыла, ни одной минуты унижений. В ее жизни всегда что-то стояло между ее мечтой и ею. Казалось, вот это преодолею, переживу, а уж потом… Но переживала одно, возникало что-то другое. И все время принижала бедность. И в ее жизни, в жизни таких же бедняков нет ничего, чем можно это оправдать.
Может, кому-то и покажется это слабым оправданием. Но кто помог ей, восемнадцатилетней девочке, сломленной предательством, бедой? Кто наставил на путь правильный? Начинался новый день, а ей он был ни к чему. Одна. Нищая, обманутая. Без денег, без работы.
Глупышка, она решила доказать Эдику, что красивая, что ее любят многие мужчины. Пусть увидит ее успех, пожалеет, кого бросил.
И загремела жизнь ресторанами, богатые «папочки» в дорогих машинах…
Но не прощалось, не забывалось. Первое время он будто стоял рядом и криво ухмылялся. Сколько рук, сколько губ касались ее тела, но не тронули души. А ночами снился он, Эдик, тот прежний.
Иногда ее точил страх, что время уходит, а в ее жизни так и нет самого главного. А может, и не будет. Что ждет ее, любовница богатенького, пока молодая и красивая? И обнажалась вся трагедия этого «успеха», всех удовольствий.
Но удовольствия проходят, а унижение, испытанное хоть раз, остается на всю жизнь. Особенно унижение бедностью. Сколько раз она слышала от захмелевших благодетелей: чего ломаешься, не строй из себя леди, не забывай, кто тебя содержит, – что, положительная стала? Знай, где положу, там и будешь лежать, пока я пользуюсь. Ты – всего лишь красивая кукла на содержании.
Она молча шла в душ и брезгливо смывала с себя фальшивые поцелуи, прикосновения и слезы унижения. И становилась хоть немного легче. Но каждой клеточкой своей она чувствовала: бедность унизительна, унизительней страха! Страх можно преодолеть, скрыть. А бедность? Где взять деньги, чтобы питаться сытно, одеваться прилично? Кто вправе осудить ее за то, что она хочет жить по-человечески, безбедно? Она ли виновата в том, что ее зарплаты хватает едва свести концы с концами? На панель идти? Да разве по доброй воле женщины становятся проститутками, кто заглянул им в души, в кастрюли, чем они кормят детей? Да, она тоже бесприданница! Но она хотела любви, искала любовь! А кто заглянул в ее душу? Там жить холодно, ведь ею только пользовались.
Какова же стоимость любви, стоимость чувств сейчас, когда не только в семье, но с телеэкранов – везде разговор только о деньгах, о наживе, о богатстве? И всем наплевать на состояние души.
Вот и она подводит итог прожитых лет, как она жила. В чем виновата? Ей уже тридцать, а рядом нет ни любимого, ни детей. Только бедность. И бедность эта тем нетерпима, что не видит Лера выхода из нужды, хотя не чурается никакой работы.