Скандальная история с реконструкцией степногорского магистрального водопровода набирает обороты. Газета «Престиж» от номера к номеру представляла вам, уважаемые читатели, основных участников этой истории, излагая позицию одних по публикациям из республиканских СМИ и версии других (предпринимателя Александра Агеева, акима Степногорска Андрея Никишова) по результатам наших с ними встреч. Не скрою, мы планировали несколько иную последовательность изложения, предполагая начать разговор с предпринимателя Владимира Бутина, придавшего публичность всей этой истории. Но, пока мы пытались с ним связаться, в редакцию позвонил директор ТОО МСУ-А Александр Агеев и, в ответ на нашу перепечатку из «Мегаполиса», вызвался рассказать свою версию «темных мест» в связи с реконструкцией магистрального водопровода в Степногорске. Мы, неизменно следуя принципу нашей газеты – представлять разные точки зрения на проблему, не отказали Агееву в возможности объясниться. После нескольких публикаций и сюжетов республиканских СМИ мы также посчитали нужным задать нелицеприятные вопросы и акиму города Андрею Никишову, чья тень незримо присутствовала во всех преданных гласности материалах в связи с так называемыми «откатами». Аким города уступил настойчивой «просьбе» редактора нашей газеты и согласился дать ответы на прозвучавшие в публикациях «неудобные» вопросы. 
Сегодня мы представляем вам еще две версии этой криминальной истории (в суде завершается рассмотрение уголовного дела о мошенничестве в крупных размерах) – версию упомянутого, но не названного Агеевым «коллеги по депутатскому корпусу» Асхата Махатова и версию предпринимателя Владимира Бутина, с которым директор МСУ-А начинал сотрудничество и вот уже длительное время судится.
Свое мнение о происходящем мы обязательно выскажем в одном из ближайших номеров газеты - вместе с изложением судебного решения, чтобы не быть уличенными в незаконном давлении на суд (сказанное нам Владимиром Бутиным так или иначе уже представлено в зале судебных заседаний и, думаем, не станет откровением для ведущего дело судьи).

- Мой отец и Александр Михайлович Агеев давно дружат - наверное, с конца 80-ых годов. Я Агеева с этих же пор знаю. Он очень часто нас выручал, и никаких чувств, кроме дружеских, в нашей семье к нему не было. 
Когда Владимир Бутин, с которым я дружен, сказал мне, что есть интересное деловое предложение для Агеева, выигравшего тендер на реконструкцию магистрального водовода, я Александру Михайловичу передал это предложение. То, что я за ним бегал и его уговаривал начать сотрудничество с Бутиным, - неправда. Агеев согласился сразу.
Встретились они с Володей, пообщались (это при мне было) - кроме разговора о возможном сотрудничестве они просто узнавали друг друга. Агеев спрашивал Володю о родителях, с кем он уже работал и после этого взял время, чтобы проверить полученную информацию. Недели через две Александр Михайлович сам мне позвонил и предложил: давайте встречаться. Он сказал о Володе: этот человек вызывает доверие, давайте работать. Потом мы уже встретились в офисе у Агеева. Я во время их общения с Бутиным в детали не касающегося меня дела не вникал - наоборот, сторонился этих деталей. Поэтому, когда Александр Михайлович говорит, что он при мне цены на трубы обсуждал, - он говорит неправду. Единственный, кто меня в какой-то степени информировал о ходе дела, - это Володя. От него я узнал, что речь идет о трубах, приблизительно знал, какого диаметра.
Александр Михайлович сейчас депутатам говорит, что я чуть ли ни его рукой водил, заставлял договор подписывать. Кто я такой, чтобы заставлять его принимать такое решение? Ему самому показалось предложение Бутина выгодным - вот Агеев этот договор и подписал.
Потом, через некоторое время после договоренности о сотрудничестве, начались разногласия между Агеевым и Бутиным. Александр Михайлович звонит мне – просит найти Бутина. Володя мне звонит: почему Агеев на телефонные звонки не отвечает? Я между ними буфером оказался.
В итоге Агеев спрашивает меня: когда будут обещанные трубы? Я задаю этот же вопрос Володе – он отвечает: будут деньги – будут и трубы.
В конце марта или в начале апреля мы встречались с Агеевым в последний раз втроем у него в офисе. Александр Михайлович, правда, эту встречу отрицает, он почему-то ее не помнит. Поругались и, когда успокоились, согласились на определенных условиях сотрудничать дальше. Вроде, все пошло.
Я после этого не избегал встреч с Агеевым. Более того, я ему звонил, и, наоборот, уже он отказывался от встреч. Во время депутатских дней я к Агееву подхожу: «Александр Михайлович, в чем дело? Я-то в чем виноват?». Он говорит: «Ты должен отвечать». – «Скажите, как я должен отвечать?» В ответ слышу: «Ты ответишь. Если ты привел человека и я с ним не сработался – ты должен за это отвечать». Но как отвечать – я тогда так и не понял.
Потом, когда по иску Агеева в отношении Бутина было возбуждено уголовное дело и когда на меня оказывалось давление со стороны следователей (об этом я написал жалобу в прокуратуру), я понял, как я должен был отвечать: видимо, я должен был дать угодные показания против Бутина, что, мол, он взял у Агеева 36 миллионов и, не поставив ему трубы, деньги присвоил. Но я не могу говорить то, чего не знаю или чего не было.

- В газетах прошла публикация, что состоялся тендер на реконструкцию магистрального водовода. И я как-то Асхату сказал: вот было бы хорошо с Агеевым посотрудничать – поставить ему трубу, если сойдемся в цене. Асхат взялся переговорить с Агеевым. Ценовое предложение, которое я сделал Агееву, было очень заманчивое – 120 тысяч тенге за тонну труб. Как раз был кризис (это было в декабре 2009 года). Такая выгодная цена на трубы сложилась исходя из произведенных мной взаиморасчетов с предприятиями, с которыми я работал по поставке чугуна и листового металла. В итоге у меня с растаможкой, с дорогой выходило 120 тысяч тенге за тонну труб. И я пообещал Агееву трубы по такой цене к началу 2010 года. Агеев ухватился за это предложение сразу.
Но когда дело дошло до оплаты, Агеев сказал мне: «У меня нет денег на счету, мне еще не перечислил бюджет». Я поначалу был шокирован таким признанием: как же он собирался сотрудничать?
Кстати сказать, позже выяснилось, что это неправда, - на самом деле у него бюджетные деньги тогда уже были. Это и финансовая полиция проверила, и в казначействе проверили: 100 миллионов тенге было у него на счету.
Агеев начал мне предлагать такой вариант: он выдает мне полсуммы – 36 миллионов тенге наличными - и таким образом выступает гарантом нашего сотрудничества. А в течение какого-то времени бюджетные деньги ему на счет перечислят, и он, в свою очередь, перечислит их мне, при этом я верну ему его 36 миллионов наличных, которые он дал мне как гарант.
Но в это время, пока перечислений мне нет, получается, я должен был работать на свои деньги, так как его наличными я никак не мог распорядиться – их нельзя было положить в кассу, оприходовать, с ними вообще нельзя было проводить никаких операций, поскольку возникли бы вопросы у налоговиков. Хотя, подумайте, что мешало Агееву сразу положить эти деньги в кассу, сделать договор займа в своем предприятии, с кассы перевести на счет МСУ и оттуда на мой счет? Это был бы самый правильный путь. Агеев этого не сделал.
Но получилось так, как получилось. Я, ошарашенный таким известием, согласился начать работу на условиях Агеева. Написал расписку, что взял у него 36 миллионов. По большому счету, расписка эта никакой юридической силы, без заверения у нотариуса, не имеет; в ней даже не указано, что я взял деньги на трубы – получается, одолжил на какие-то личные цели. Но все же я везде признаю, что эти деньги были гарантом. Агеев через управляющего БТА-банком, в его кабинете, передал мне 36 миллионов.
Когда я в банк ехал, что-то подтолкнуло меня расписку отксерить, хотя это мне в конечном итоге не помогло. Дело в том, что Агеев со своим главным бухгалтером Жохой поначалу отрицали факт наличия этой расписки. Он же говорил, что никаких денег не выдавалось по расписке. Но, поскольку у меня была сделана копия, ему пришлось согласиться, что деньги мне выдавались по расписке.
Агеев говорит, что это его личные 36 миллионов, что он взял их чуть ли не из своего кармана. Но ведь в то время Агеев был уже депутатом и, когда баллотировался в депутаты, наверняка писал декларацию о доходах. Но в декларации у него не было таких доходов, ведь тогда еще небольшой срок прошел с начала его депутатства. Откуда у него такие деньги – 36 миллионов наличными?
Ни через 3, ни через 4, ни через 5 дней – как Агеев обещал, деньги мне на счет не поступили. Я ему сказал: если не будет поступления денег на мой счет, то не будет и работы у нас. Но с его стороны постоянно шли уговоры: вот-вот деньги поступят, давай работать.
Мне это все надоело, и я, взяв в свидетели своих знакомых, привез деньги к Агееву в офис в поселке, оставил ему коробку и сказал: «Все, Александр Михайлович, вот ваши деньги, забирайте, я отказываюсь так работать, если не будет перечисления». Попросил вернуть мою расписку. Агеев сказал, что она у бухгалтера в сейфе, и предложил приехать за ней на следующий день. При этом добавил, что деньги мне перечислит.
Когда мы начали составлять договор (самое главное в нем, обратите внимание, спецификация №1, о которой я скажу чуть позже), Агеев предложил мне такую схему: я ему по договору поставляю трубы, как и обещал, по 120 тысяч за тонну, а отписываю по 264 тысячи за тонну (это он за такие деньги государству трубы продавал). У меня от такого предложения аж глаза на лоб полезли: значит, мне на счет перечисляются деньги в полном объеме – по 264 тысячи за тонну, а я ему потом должен был наличными, чтобы они нигде не были проведены, вернуть разницу, получаемую при вычитании из этой суммы 120 тысяч за тонну.
Сейчас господин Агеев объясняет это так, что я ему должен был не трубы поставлять, а уже готовые плети. Плеть – это 2 или 3 трубы, не короткие - обычные трубы, только уже сваренные, заизолированные. Это лучше, чем просто трубы, но только там цена уже существенно больше. Но я лишь поставщик, и у меня нет такого оборудования, чтобы даже ту же обмотку сделать, нет сварщика, то есть я никак не мог поставлять Агееву плети.
Вначале я подписал эту спецификацию №1. А потом еду и думаю: как так – 264 тысячи? Подписал, но уже в обед сказал, что не буду поставлять трубы на таких условиях. И Агеев должен был ликвидировать эту спецификацию - так же, как и я. Но он этого не сделал – положил в стол.
Зачем я подписал эту спецификацию? Агеев мне предложил: давай спецификацию подпишем – и я тебе перечислю деньги. А дни-то идут, договор у нас до 20 января был, к этому времени уже труба должна быть поставлена. Но дни шли, а денег все не было.
Я отказался от такого варианта сотрудничества. В ту же неделю у нас появилась вторая спецификация. Там уже труба по 134 тысячи тенге за тонну. Цена больше – так как уже прошел какой-то промежуток времени. Мне мои поставщики сказали, что цена поползет вверх, пока будут перечислены деньги. И опять никаких перечислений от Агеева.
Мы как-то неделю с ним вообще не общались. А тут он мне сам позвонил и сказал: срочно приезжай. Приезжаю к нему в офис, он весь какой-то раздражительный. Спрашиваю, что случилось – в шутку: что, обратно с деньгами проблемы? Он говорит: «Да нет, тут похуже. Сейчас в акимате был, на меня давят». Я говорю: «А как на вас могут давить, если у вас на счету денег нет?». Агеев сказал, что ему нужны графики поставки, чтобы куда-то дальше их показать. Я поначалу возразил: не будет никаких графиков, если денег нет. А он за свое: на меня давят, давай составим графики. Я позвонил своему бухгалтеру (она уже сталкивалась с государственными поставками), и она сказала: в принципе, можно составить графики для себя. После этого я согласился. Агеев со своим бухгалтером начали составлять первый график: к примеру, с 5 по 10 – двадцать тонн я должен был поставить, с 10 по 20 – еще двадцать тонн и так далее. Первый график, к примеру, на май, мы закрыли. Потом составляем на июнь, на июль, август. И так на все 600 тонн труб. Потом он начинает придумывать, что погодные условия мешают и все такое. Это не мои объяснения, как Агеев утверждает. Я могу предоставить бланк своего предприятия, а в тех письмах даже бланки другие. Они с его бухгалтером сочиняли, а я только расписывался. Но здесь ничего криминального, потому что денег на счету у меня нет. Правда, теперь эти составленные ими письма направляются против меня: я якобы оттягивал время.
В общем, составили мы графики. До этого Агеев со мной уважительно разговаривал. После составления графиков, на следующей неделе, по-моему, он мне звонит и приказным тоном говорит: «Быстро в офис приезжай, будем разговаривать по договору». Я спросил: «А что вы так со мной разговариваете? Денег-то нет». Приехал я к Агееву в офис. Он кладет на стол договор, а сверху первый график, мною подписанный, и говорит: вот теперь читай договор внизу, только, добавляет, без графика не читай. Я читаю нижнюю часть договора, а у меня по договору при составлении графика государственной поставки штраф 0,1 процента с общей суммы (72 миллиона) за каждый день непоставки труб. Такая запись была и в моем экземпляре договора, я просто без графика не придал этому значения. Естественно, в офисе произошел скандал. Там, по первому графику, 70 тонн труб поставить надо было, но денег-то у меня на счету от Агеева до сих пор нет. И, чтобы штрафы не накопились, я был вынужден взять свои деньги. Нашел в Астане фирму «Интерпайт», там труба по 174 тысячи за тонну, и ниже цену они не опускают. В то время, в феврале или в начале марта, уже пошла в цене труба. 69,051 тонны я Агееву поставил, то есть первый график закрыл. Представляете: я взял по 174 тысячи, а отдал ему по 134 тысячи, себе в убыток. Вот такое у нас «взаимовыгодное» сотрудничество.
Агеев оприходовал эти новые трубы (они, 700 метров, уложены в районе горбатого моста). И я сказал директору МСУ-А: все, больше с вами никаких дел иметь не хочу.
В версии же Агеева звучат бракованные трубы, якобы мной ему поставленные. Еще до сотрудничества с Агеевым я планировал завезти трубы в Степногорск. К весне проходят тендеры – такой материал обязательно будет востребован. Да и два предварительных, без подписей, договора у меня уже было – мне надо было 200 тонн поставить в Караганду и Павлодар. Я поехал в Челябинск и закупил трубы на свои деньги (на тот момент у меня 24 миллиона было на счету).
Правда, выступающая против меня сторона теперь утверждает, что я взял агеевские 36 миллионов, положил их на свой счет, отправил поставщикам, закупил бэушные трубы, привез их Агееву, пытался ему их «впихнуть», но он, проведя экспертизу, у меня их не взял. Это ложь. Я сказал, когда меня вызвали в финансовую полицию: проверьте мои счета - будет видно, откуда деньги ко мне поступили, с какими предприятиями я работал, с какого числа у меня деньги лежат, когда я открыл рублевый счет, когда и куда я деньги перечислил, когда растаможили. Они все это посмотрели, и я спросил: какие ко мне претензии?
А дело было так. С Агеевым была у меня устная договоренность, что я к нему свои трубы завезу (я только на СПЗ арендую склады – там жесткая пропускная система, и там эти трубы не поместятся). И я завез 137 с лишним тонн. Почему ночью? Потому что на таможне сутки стояли. Почему Агеев оставил своих людей для разгрузки? Потому что мы с ним договорились об оплате. А вот если бы я завез эти трубы для Агеева, чтобы, как он говорит, голову ему заморочить, он бы даже акт приемки без меня не делал. Меня должны были пригласить, при мне все осмотреть, при мне показывать брак. Но этот акт, который они с представителем технадзора Ковалевым составили якобы на следующий день, я впервые увидел только в мае.
Зачем им понадобилось составлять акт на трубы, которые не им поставлялись? Сейчас я понял, что это было задумано, чтобы провернуть операцию с деньгами. История с этими трубами была нужна, чтобы дискредитировать меня.
Они же не мои трубы сфотографировали. У Агеева две базы – одна большая площадка, где он плети делает, где и была моя труба складирована, и вторая база в километре, где ацетиленовый завод, и там лежала точно такая же труба, только бэушная, с раковинами. Вот эти его бэушные трубы они и выдают за мои. Те трубы и были сфотографированы. Фотографировал водитель Агеева. Когда на суде задали вопрос, откуда водитель знает, что это трубы Бутина, он ответил: Агеев сказал. Когда его спросили, знает ли он, сколько Бутин завез труб, водитель ответил, что не знает. Все утверждают, что я 100 тонн завез. Но есть же разница между 100 тоннами и 138 тоннами? Все утверждают, что всего лишь 3 машины было. Но есть же разница между 7 и 3 машинами? Так вот, 3 машины лежало на базе Агеева – это были его бэушные трубы, которые теперь выставляют как мои.
Кстати сказать, карагандинцы приняли мои якобы «бракованные» трубы, обследовали их, и никаких претензий у карагандинцев ко мне не было.
Теперь о расходном кассовом ордере и моей подписи на нем. Я первый раз увидел его, когда Агеев мне прислал его по факсу. С претензией. Это было 26 мая. А договор был заключен 25 января – тот, что на поставку труб по 134 тысячи за тонну. Если бы я, как Агеев утверждает, взял у него 36 миллионов, при этом морочу ему голову, не завожу трубы, то почему за 5 месяцев после заключения договора ко мне не было никаких претензий?
За это время я поставил Агееву трубы на 9 с небольшим миллионов. Когда я поставил ему эти трубы – 69,051 тонны, Агеев перечислил мне 18 миллионов. Зачем, спрашивается, если, как он говорит, я уже взял у него предоплату - 36 миллионов? В этих 36 миллионах, если бы они были, все было бы предусмотрено – и транспортные расходы, и растаможка, и прочие сопутствующие расходы. Никаких дополнительных расходов, о которых говорит Агеев, нет и быть не может. В договоре даже не указываются форс-мажорные обстоятельства. Это просто «фантазии» Агеева. Подумайте сами: если 50 процентов человек предоплаты дал, зачем еще 18 миллионов тогда?
Его спросили дважды на суде: скажите правду, для чего вы 18 миллионов перечислили? А Агеев говорит то же, что и в газете: на дорожные и прочие расходы. Переспрашивают у него: вы точно утверждаете? Да, говорит. Тогда поднимают бухгалтерскую бумагу, где черным по белому написано: 18 миллионов - проплата за поставку труб.
Мое мнение: те 36 миллионов, которые я Агееву вернул, он положил в свой карман. Вот откуда и это слово – откат. Либо Агеев «кинул» акима. У меня нет других объяснений этому. Мне важно другое - чтобы мной не прикрывались, когда эти 36 миллионов присваивают.
Так вот, я получил расходный ордер на 36 миллионов впервые в мае, хотя он датирован 25 января. И, естественно, я заявил о подделке моей подписи.
По моему ходатайству в экономическом суде была проведена первая экспертиза. После моего ходатайства прошло уже 2 месяца – естественно, я переживал, хотел знать, каковы результаты экспертизы. В общем, я получил предварительную информацию, что подпись в расходном ордере недействительная, очень обрадовался и сообщил об этом своему адвокату – он сказал, что наше дело выиграно. И для меня как гром среди ясного неба прозвучала информация в экономическом суде, что подпись в расходнике все-таки действительная, то есть принадлежит мне. На последнее заседание ни Агеев, ни его адвокат вообще не явились. Дело было приостановлено, потом вынесли заочное решение в пользу Агеева – меня обязали выплатить ему 36 миллионов.
Экспертиза, сделанная по моему ходатайству уже во второй раз, несмотря на нашу с адвокатом просьбу провести развернутую проверку, по девяти пунктам, полностью повторила выводы первой, кокшетауской экспертизы. Хотя она, поскольку делалась по поручению экономического суда, не должна была финполицией пересылаться на областную экспертизу в Астану, так как это уже был уголовный, а не гражданский процесс. Как не должны были без моего ведома отправлять на экспертизу другие документы (это делается для более точного установления особенностей почерка).
Это не ко мне должны быть претензии по поводу украденных 36 миллионов, а к Агееву.
По законодательству у нас нельзя из кассы сразу 36 миллионов выдать. Якобы его за это оштрафовали. Так все говорят. А где же была наша налоговая, когда он проводил эти документы? Мы ходатайствовали о полной аудиторской проверке фирмы Агеева – наше ходатайство не удовлетворено. Жаль. Все бы вылезло.
Если бы я взял 36 миллионов (240 тысяч долларов), ну что бы мне здесь оставалось делать? Я по ничего не значащей расписке взял реальные 36 миллионов, мог бы все свое имущество продать, подготовиться за это время к отъезду и спокойно уехать отсюда – если бы я, действительно, хотел нажиться, причем в случае с распиской без каких-либо последствий для себя. Но ведь я этого не сделал – мне не за чем скрываться.
Самое главное для Агеева, я считаю, сбросить с себя 36 миллионов. А тут еще можно и «навариться» – получить с меня столько же. В итоге Агеев хочет получить 72 миллиона тенге. Он, я считаю, эти 36 миллионов из бюджетных денег взял. Получил их, списал по документам, что затраты сделал.
И к слову о затратах – реальных и мнимых.
Я написал на Агеева в финполицию заявление, что у нас бэушный водопровод на 60 процентов. Сюда все входят и люки, и блоки, и задвижки, и трубы. У меня есть реальные доказательства этому. Есть человек, который работал с Агеевым, и может все это подтвердить. Вы посчитайте то, что невооруженным глазом видно, – люки и блоки, там больше 100 миллионов.
Начнем с люков. Люк должен быть чугунный. Сейчас и стальные идут, но в любом случае - под ГОСТом и с маркой изготовителя. В Казахстане у нас их не производят – значит, надо покупать в России или в Китае. У Агеева везде в государственном проекте указаны ГОСТ и марка. Но что мы с журналистами из КТК увидели? С 820-ой трубы сделаны обрезки – прогнившие, страшно смотреть, сверху покрашены, люки сваркой вырезаны, а по документам у Агеева они оплачены как новые, с ГОСТом. Один люк стоит около 75 тысяч. Это люки от «Прогресса» до финансовой полиции – уже, считайте, 11 миллионов.
Теперь бэушные блоки. По документам они у Агеева тоже проходят как новые. Один новый блок, в зависимости от размера, - от 45 до 75 тысяч. Я эти документы в финансовой полиции видел – там ГОСТ стоит. Каждый блок под ГОСТом идет. Больше 1500 блоков – это я только посчитал в колодцах от «Прогресса» до города.
На чем еще можно «навариться»? Между блоками должно быть основание либо бетонное, либо кирпичное. Его вообще нет, а это немалые затраты.
У нас уровень промерзания грунта 2 м 70 см – не меньше. Почему же в советские времена трубопровод был уложен на 2 м 70 см, а Агеев теперь не может прокопать ниже?
Пройдет 3 года – от нашего водовода мало что останется.
А вот ТОО «Керсетке» от селетинского водозабора до 305 сопки по-другому трубы кладет – там, при тех же грунтах, обеспечивается достаточная глубина. Я у них поставщиком задвижек был, запорной арматуры. И у нас никаких претензий друг к другу. Один же государственный проект. Там деньги перечислили на мой счет – и я сделал поставку без задержек. У Агеева же не было даже элементарной доверенности на получение 36 миллионов, которая обязательна во взаимоотношениях между предприятиями.
Про задвижки у Агеева я знаю не понаслышке. Я еще был в нормальных отношениях с ним, заезжал к нему на базу. Когда я подошел к его задвижкам, у меня чуть ли глаз не выпал от увиденного. Я Агееву сразу сказал: «Александр Михайлович, это китайская задвижка, ни одной маркировки нет, у вас идет штамповка». Российская задвижка литая. Хоть стальная, хоть чугунная, хоть нержавеющая, хоть титановая – всегда литая.
Но когда Агеев мне сказал, что пятисотая задвижка стоит 700 тысяч, вообще никаких сомнений не осталось у меня - это только Урумчи, китайская задвижка. Без электропривода хорошая задвижка стоит больше миллиона – тогда, учтите, все было с растаможкой и дорогой. И привод где-то от 150 до 250 тысяч. Надо сделать экспертизу, снять задвижку – и вам скажут. Ни одной таблички нет на задвижке, ни ГОСТа. Видно, что это штамповка.
Что плохого в штамповке? Почему у нас рвало напротив финансовой, где колодцы выходят через дорогу, сразу возле 6-85? А потому что там китайские задвижки, потому что там штамповка. У меня есть люди, которые там работали, - они это говорят. Много людей знает об этом.
Когда штурвалом начинаешь открывать задвижку – почему рвет? Может, знаете, верхняя крышка на задвижке. Она штамповка. Начинают открывать штурвалом, тянет болты, и ее просто срывает. ГОСТ не тот, металл не тот, мягкий. Они 5 штук поменяли, когда это все рвало. Заметьте, это уже новые задвижки поменяли.
А вот сейчас дает течь новая линия. В 2009 году Агеев начал класть трубу от города в сторону поселка. Он же две ветки кидал, до «Аурики», я и в финансовой полиции сказал: вот здесь ройте, труба 530-ая бэушная, выкопана из-под Жолымбета, сюда привезена, стенка там четверка-пятерка – не больше, а по ГОСТу должна быть 8 мм. Есть ведь те, кто возил эту трубу, кто ее укладывал. Эти люди мне все сказали. Проверьте задвижки, проверьте трубы. Вот только с блоков из одних колодцев, не учитывая задвижки, - 100 миллионов убыток. Просто это никто считать не хочет. Никому это не надо.
Через 3 года все полетит, и больше нам никто таких денег не даст. А этих «ответственных» людей в городе уже не будет. Кто-то в Подмосковье уедет, кто-то на другом месте работы окажется.
Сейчас экспертизу назначила финансовая полиция по этой линии. Проверка уже идет – давайте дождемся ее результатов. Я рассказал вам все, как было.
Аким вам говорил, как он со мной разговаривал. Давайте и я расскажу. Я ехал с компаньоном в Астану. Звонок. Со мной здороваются. Я здороваюсь тоже. Слушаю дальше: «Это я, ваш аким Никишов». Я аж опешил. Успел только громкую связь включить, чтобы и друг разговор слышал. Аким мне говорит: «Короче, ты нам денег должен». Я снова пришел в замешательство от неожиданности: «Какие деньги я вам лично должен? Вы договор смотрели? Вы документы читали? На то, что было перечислено мне по счету, я трубу поставил». Я уже говорил, Агеев мне 18 миллионов перечислил. Я забрал 9 с лишним миллионов – то, что на свои деньги ему купил, а 9 миллионов ему вернул по счету обратно. Это по документам проходит. Говорю Никишову: «Гарантийные деньги я отдал Агееву по расписке. Какие деньги вы с меня требуете?». И в конце добавляю: «А вы кто вообще такой? Я, в конце концов, заключал с вами договор или с господином Агеевым?». Вот такой у нас с акимом состоялся разговор.