Сейчас не 90-ые годы. Такой исход, как доведение рудника Шантобе до банкротства, невозможен. Это понимают и акционеры СГХК, и руководство комбината.

Об избавлении от рудника рассуждают те, кто сегодня нагнетает обстановку, причем необоснованно. Я на днях побывал в Шантобе и с полной уверенностью могу сказать: ситуация в поселке нагнетается искусственно. Я об этом догадывался, находясь здесь, в Степногорске, и теперь окончательно убедился, побывав в Шантобе.

Я очень удовлетворен встречей с общественностью Шантобе. В поселке есть очень авторитетный человек, руководитель шантобинского отделения НДП «Нур Отан», бывший директор школы – Мария Арсентьевна Азанова, которая никем не ангажирована. Она прислушивается только к людям, которых знает, к населению поселка. А у людей другие настроения, отличные от тех митинговых, которые навязываются иными горячими головами.

Акционеры в течение пяти последних лет инвестировали в рудник не меньше миллиарда в год, а последние три года – миллиард двести, миллиард триста тенге ежегодно. При этом в ГМЗ инвестировали всего лишь двести, триста миллионов. Мы покупали в Шантобе горную технику, проходили выработки, делали подготовку запасов. 

В 2012 году мы дали рудничанам возможность подготовить запасы, не спрашивая с них план. Договорились: в первом квартале они делают себе запасы. Но в апреле сразу же началось невыполнение плана. ГМЗ при этом простаивал из-за рудника Шантобе - больше двухсот человек 7 месяцев были на простое. Где тогда был профком? Почему тогда профсоюзы не возмущались?

В Шантобе простой - всего три месяца, сейчас четвертый. А сколько шуму! Что, мы какие-то требования закона не выполняем? Не платим? Все платим. Какие к нам претензии? С чем связан этот ажиотаж? Или мы должны решать проблемы рудника в ущерб ГМЗ? Решать всё надо комплексно, потому что СГХК – это комплекс. Да, будущее рудника Шантобе, у которого вырабатываются запасы, не совсем сегодня ясно. Но давайте вместе решать проблему. 

К профсоюзу, как к общественной организации, имеющей право законодательной инициативы, прислушались бы и в парламенте, и в правительстве, если бы он потребовал внести изменения в налоговое законодательство относительно налога на добычу полезных ископаемых. Снизить для СГХК ставку, свести к нулю с учетом нерентабельности... А ведь капвложения при добыче урана шахтным способом и скважинным выщелачиванием несравнимы. Вот где бы профсоюзам проявить себя!

А что вместо этого? Все перешло в эмоциональную сферу. Эмоциями тут не поможешь. Сугубо экономические расчеты и акценты должны обсуждаться. Не Кравцов приведет комбинат к банкротству - игнорирование экономических законов и добыча шантобинской руды с себестоимостью 160 долларов при существующей цене 100 долларов за тонну – приведут к банкротству предприятия. А кому-то кажется, что надо начать работу любой ценой – и банкротства не будет.

 

В мире примеров простоя предприятий немало. Шантобе – не единственная урановая шахта, которая сегодня стоит. И в Канаде шахты стоят, и в Австралии - стоят те шахты, у которых есть превышение рентабельности над ценой. Так же и в соседней России. На комбинате «Южуралникель» больше шести тысяч трудящихся, но и он сегодня стоит. На градообразующем Верхнеуфалейском никелевом комбинате пять тысяч работающих – тоже стоят. Режевской никелевый завод – градообразующее предприятие с тремя тысячами работающих – стоит, потому что цена на никель упала. И в мире таких примеров сколько угодно. Что за шум вокруг Шантобе? Мы не самоубийцы, чтобы работать в экономически невыгодных условиях только потому, что людей надо занять. 

Может быть, какой-нибудь современный менеджер так и сказал бы: хватит тянуть на себе поселок Шантобе. Я бывший красный директор и не могу так сказать. Я понимаю, что мы просто вынуждены поддерживать Шантобе, искать варианты загрузки рудника. 

Сегодня только я и заместитель директора рудника по геолого-маркшейдерским работам Акаш Даутович Алибаев всерьез занимаемся подземным выщелачиванием. Все остальные во главе с профсоюзом лишь ведут разговоры: надо, чтобы правительство нас поддерживало, чтобы нам опять спуститься в шахту и включить перфораторы. Дальше этого фантазия не идет. 

А чтобы включить перфораторы и восстановить традиционную шахтную добычу, сейчас очень много надо сделать. Нужно найти такие запасы и применить такие технологии, чтобы мы уложились в сегодняшнюю цену на уран. Надо изменить мотивацию, поменять парк оборудования, связанного с бурением. Кстати, сейчас именно этим мы и занимаемся – готовим бурильные машины, которые позволят, не прихватывая пустые породы, бурить строго по рудному телу, перейти на мелкошпуровую отбойку, вспомнить про скреперные лебедки… 

Для чего нужно подземное выщелачивание оставшихся в Шантобе забалансовых руд? Это даст самый дешевый металл. Я уверен на 100 процентов, что этот уран будет дешевле сегодняшней цены на него. И за счет добычи этого металла подземным выщелачиванием можно будет содержать водоотлив, возможно, компенсировать убытки от добычи руды традиционным, шахтным, методом. 

Мы рассматриваем все варианты развития событий, в том числе и самые тяжелые. Заканчиваем готовить пакет документов для получения прав недропользования на золотое месторождение Куспек в 30 километрах от рудника Шантобе. По крайней мере, если на уране сейчас фабрика не может работать из-за убытков, мы ее перепрофилируем под обогащение золотых руд. 

Мы активно взаимодействуем с корейской фирмой, владеющей месторождением Аксоран. Как только они начнут разработку вольфрам-молибденового месторождения, мы готовы оказывать им различные виды услуг – обустроить это месторождение, построить дорогу, линию электропередачи, провести геологоразведку, можем сделать вскрышу, вывоз руды, можем предоставить фабрику для обогащения руды, свою территорию, автобазу. То есть мы, даже если на уране не обеспечим работой весь коллектив, понимаем, что высвобождаемая часть людей должна работать, чтобы жил поселок. 

Я уверен, что и подземное, и кучное выщелачивание еще будет работать на руднике. И рудник за счет этого будет держаться. Я продолжаю быть уверенным в том, что на северо-западной залежи месторождения «Восток» мы найдем возможность восстановить шахтную добычу. Но для того чтобы эти запасы стали достоверными, нужно еще многое сделать – инклинометрию повторить, перенастроить приборы и заново проверить радиометрию. 

Тем не менее, я считаю, что 13, 14 и, возможно, 15 и 16 горизонты могут быть отработаны по северо-западной залежи. Если запасы по этим четырем горизонтам покажут экономическую целесообразность, то мы, возможно, даже восстановим ствол до 14 горизонта, пройдем откаточный горизонт и эти 4 горизонта отработаем. Я так думаю, что это будет более эффективно, чем осуществленный в прошлом перевод рудника на добычу по наклонным съездам. Два года работы по ним показали, что мы не обеспечиваем объемы добычи руды. И в итоге «посадили» ГМЗ. 

Я вижу только одно: если запасы подтвердятся, надо переходить на старую технологию, проходить откаточный горизонт – и все. Учить работать по-другому целое поколение нет смысла - там запасов уже мало. 

Спасение шахты - только в подземном выщелачивании. Продлить ее работу до 6 – 8 лет, может быть, даже до 10 можно только через подземное выщелачивание. Я идею подал, привез специалистов с Урала, из Москвы. Рудничане вместе с этими специалистами все отработали - дальше сами должны двигаться. Хотите, чтобы рудник работал? Вперед! Только экономика подземного выщелачивания вписывается в существующие цены на уран. Даже кучное выщелачивание в экономику не вписывается. А шахтная добыча – тем более. Если бы у нас была руда с содержанием металла 0,3% – какой она была выше восьмого горизонта, может быть, мы с этой шахтной добычей как-то вписывались бы в бюджет. А у нас сейчас руда 0,12% – в 3 раза меньше.

Искать пути дальнейшей работы рудника и обеспечения поселку будущего надо через выверенные экономически и технически решения и диверсификацию. Очевидно, что добыча урана будет падать с каждым годом, поэтому на место урана должны прийти золото, вольфрам. Другого решения нет. 

Нужно наладить наконец-то работы и технологии, связанные с кучным выщелачиванием, – там тоже очень много недостатков, и не только в итээровской работе. Я сказал работникам рудника: сегодня кучное выщелачивание продолжает делать убытки, а должно поддерживать шахтную добычу. Вы понимаете, что от эффективности вашей работы зависит судьба Шантобе? Они не понимают этого. Ходят вокруг Азановой и шумят те, кто уже оказался в простое. А те, кто работает, - как будто на другой планете. У людей нет ответственности. Они должны работать, а они не добывают то количество урана, какое нужно. Спрашиваю: почему? Молчание. 

Да, там есть упущения и со стороны руководителей самого рудника, и со стороны руководства цеха кучного выщелачивания. У них совершенно непонятные приоритеты. Для того чтобы увеличилось количество урана в добыче, нужно увеличить количество штабелей, их надо укладывать. Никто этого не делает.

Но нельзя управлять процессами в Шантобе отсюда, за 500 километров от рудника. Люди сами должны стремиться увеличивать добычу. А у профсоюза простая логика: вы должны им сказать, вы должны их контролировать. А если мы примем решение сделать Шантобе хозрасчетной единицей в составе СГХК? Об этом сейчас экономисты говорят всерьез. Вот дадим бюджет руднику – и он, чтобы вписаться в этот бюджет, должен будет сделать какой-то объем добычи. Не сделали – на следующий месяц бюджет уменьшится. Опять не сделали – еще меньше бюджет. В конечном итоге рудник встанет при нынешнем подходе к делу. Если рудничане не начнут понимать, что им самим надо себя спасать, а не силами государства или «Казатомпрома», ситуация к лучшему не изменится. 

На руднике, при нынешних ценах на уран, очень много проблем. Если цена не начнет подниматься, то мы должны очень серьезно там поменять подходы: мы должны изменить технологию подземных горных работ, мы должны начать совершенно новую добычу – подземное выщелачивание. Причем не я должен людей толкать. Я хочу, чтобы они начали сами шевелиться, а я бы их поддерживал. Я толкал кучное выщелачивание – вот и толкаю уже 2 года. А у них такой подход: пускай толкают сами. Это позиция стороннего наблюдателя. 

В Шантобе сейчас два человека, в которых я вижу креативно мыслящих людей, - это заместитель директора рудника Акаш Даутович Алибаев и ведущий инженер по ТО Владимир Александрович Белоусов. Вот два человека, которые реально работают на будущее рудника. Все остальные просто смотрят.

Первое, о чем меня при встрече спросила М.А. Азанова: когда мы запустим рудник? Я ей объяснил: во-первых, рудник не останавливался (из 750 человек до 15 апреля не работали только 150). Во-вторых, я задал встречный вопрос: когда снимете налог на добычу полезных ископаемых? При таких ценах, если с нас не снимут НДПИ, который составляет 22% от производственной себестоимости добычи, вообще ни о каком запуске рудника никто и говорить не будет. Вы там хоть все кастрюли перебейте. 

Кстати, когда в 2004 году в СГХК пришел «Казатомпром», НДПИ был равен нулю. Потом взяли и обложили нас 22-процентным налогом на добычу полезных ископаемых, потому что комбинат якобы купался в деньгах, получив в качестве дочернего предприятия АО «Кен-Дала KZ», откуда прут дивиденды, которые вообще некуда девать. Оттуда, действительно, пришло 4 с половиной миллиарда тенге. Прежние топ-менеджеры в «Казатомпроме» понимали, что СГХК с рудником Шантобе – это генератор убытков, и «Кен-Далу» включили в состав комбината. Дивиденды от этого уранового месторождения, по сути дела, последние 5 лет, начиная с 2008 года, когда Шантобе начал генерировать убытки, гасили их. А к 2012 году у нас на счету осталось всего 300 млн тенге из этих дивидендов. А мы по году 3 млрд тратим на покрытие убытков и инвестиции: полтора миллиарда – чистый банковский убыток, в основном сформированный Шантобе, и еще полтора миллиарда – наши инвестиции. Из этих полутора миллиардов 1 млрд 200 млн вливали в рудник Шантобе. ГМЗ доставалось только 300 млн тенге. Так вот эти 3 млрд в 2012 году нам уже нечем было покрыть – дивидендов не осталось. И мы начали брать кредиты. В этой ситуации акционеры нам сказали: когда вы дивиденды тратили – это, что называется, деньги из тумбочки. А когда вы в банк обращаетесь за деньгами, вы же потом их вернуть должны. А если возвращать – значит, должен быть план по окупаемости…

У нас есть план действий, принятый в январе этого года по итогам рабочей поездки первого заместителя премьер-министра Бакытжана Сагинтаева в Акмолинскую область.

В протоколе совещания нам отведена не самая главная роль. Мы должны ускорить эксплуатационную разведку на северо-западной залежи для возобновления добычных работ, разработать проект подземного выщелачивания урана на главной залежи месторождения «Восток» и на главной залежи месторождения «Звездное», улучшить работу на кучном выщелачивании. Мы этим и занимаемся. 

А у правительства по протоколу более значимые полномочия – применение пониженной ставки НДПИ по месторождениям урана «Восток» и «Звездное», решение вопроса по поставкам химконцентрата природного урана на уровне 4000 тонн, но не менее уровня 2012 года (это 3053 тонны желтого кека), ускорение реализации проекта по освоению медно-молибденового месторождения Кызылту, подготовка условий для разработки участка №6 Буденовского месторождения урана и Грачевского рудного узла. Пока по протоколу ни один пункт не выполнен.

Первоначально мы не заявляли Грачевский рудный узел (Володаровку) для разработки уранового месторождения. Но нам объяснили, что Буденовское месторождение без Грачевки не дадут, поскольку с ней связывают будущее рудника Шантобе. Мы поняли, что получим два этих актива только одновременно. Но дальше от нас мало что зависит, потому что получение прав недропользования, по законодательству Казахстана, оформляется на государственную компанию – в нашем случае на «Казатомпром». Вот он и должен оформить эти права. После этого мы создадим совместное предприятие: «Казатомпром» - с правами недропользования, мы - с инвестициями. Но если сегодня «Казатомпром» что-то делает для получения прав недропользования на шестой участок - Буденовское, то по Грачевке ничего не делается. И это теперь всех раздражает. Но мы-то в чем виноваты? «Казатомпром» не хочет заниматься шахтной добычей – он лавирует: а пускай СГХК даст нам технико-экономическое обоснование по Грачевскому рудному узлу. Мы отвечаем «Казатомпрому» и первому вице-министру индустрии А.П. Рау: мы не можем предоставить ТЭО, потому что у нас нет геологической и технической документации по этому месторождению – ее у нас изъял «Казатомпром». Кроме того, если это банковское ТЭО, под которое надо в будущем брать кредит, - это минимум 400 – 500 тысяч долларов. У нас таких денег нет. У «Казатомпрома» есть – вот и делайте ТЭО. 

Допустим, можно было бы надавить на наших инвесторов: давайте за наш счет ТЭО сделаем. Мы его сделаем, но где уверенность, что «Казатомпром» все-таки будет оформлять права недропользования, по крайней мере, быстро? Там все делается очень медленно - «Кызылту» мы 2 года оформляем. А от нас требуют незамедлительных решений.

Говорят: возьмем Грачевку – спасем рудник. Если бы она сегодня была в готовом виде – люди поехали бы туда (это 90 км от Шантобе напрямую) и добывали руду, тем более что она там очень хорошая для кучного и подземного выщелачивания: низкокарбонатная и с очень малым расходом кислоты. Просто в штабеля руду клади, выщелачивай – там будет очень хорошая экономика. Я не против Грачевки, если бы она была. Но я понимаю, что Грачевки ни завтра, ни послезавтра не будет. Чтобы ее восстановить – нужно денег в несколько раз больше, чем на шестой участок в Буденовском. Это же шахтная добыча, она вообще более капиталоемка. На Грачевке все разрушили в ноль. Там надо все сметать и заново строить. А строили там основательно – мощнее рудника я, честно говоря, не видел. Естественно, в советских габаритах восстанавливать не будешь – 350 млн долларов надо вложить, чтобы это все сделать (а на Буденовское потребуется 50 млн долларов). На Грачевском рудном узле надо все перепроектировать, в новых, модульных, конструкциях сделать. Просто сгоришь. Значительно быстрее получить какую-то финансовую отдачу от Буденовского. Но его отдельно не дают. Мы уже с этим смирились – готовы взять Буденовское в увязке с Грачевкой, тогда и начнем проектировать, на что, кстати сказать, уйдет немало времени. Вот поэтому я не вижу, что Грачевка даст какую-то экономику в ближайшие 4 – 5 лет.

Наш профсоюз, а за ним следом и все остальные, как выясняется, ждали от нас, что мы 1 апреля запустим рудник. Но я никогда не называл эту дату. И не назову. В протоколе совещания под председательством Б.А. Сагинтаева написано: акиму Акмолинской области совместно с СГХК в срок до 1 апреля разработать график восстановления полной занятости работников рудника Шантобе. Я, если бы не был воспитанным человеком, мог бы сказать: разработайте до 1 апреля график снижения НДПИ, поставки желтого кека, выдачи шестого участка. Грамотные люди понимают: если нам этот налог не снимут, мы шахтную добычу не начнем. О том, что этот вопрос решен на 80%, мы слышим с августа прошлого года. А воз и ныне там. Не будет снижения НДПИ – мы даже шага не сделаем. Мы по этому налогу на добычу полезных ископаемых исписали три вагона бумаги. Нам говорили, если мы все вопросы снимем и обратимся в Министерство экономики и бюджетного планирования о снижении налога до 10 сентября, нам вернут уплаченный за 2012 год НДПИ. Но путем всяких манипуляций сделали так, чтобы мы не смогли годовой налог вернуть. И нашей вины здесь нет, мы все вовремя отправляли. У нас убытки – полтора миллиарда, из них 650 млн – НДПИ. Никому не придет в голову запуститься, пока не будет решен вопрос о снижении налога на добычу полезных ископаемых. Всякому, кто меня спросит: «Когда будете запускаться?» - я скажу: когда НДПИ снимете, тогда и задавайте этот вопрос.

Во время своей последней поездки в Шантобе я обязал директора рудника Федора Федоровича Жереба проводить расширенные оперативки – с участием бригадиров, мастеров, начальников участков, начальников отделов. 

Хотя СГХК пытаются привязать к поселку, мы за него по закону не отвечаем. Жители поселка – это не рудник. Но, чтобы мы каким-то образом охватывали аудиторию поселка, начальник рудника будет в определенные часы проводить прием по личным вопросам – для всех желающих. 

Со слов М.А. Азановой, особенно возбуждены пенсионеры. Причем не столько возбуждены из-за состояния дел на руднике, сколько из-за нерешенных проблем с медсанчастью. Это возбуждение произрастает оттуда и перебрасывается на то, что перспектив никаких нет у рудника. Якобы поэтому поселок начинают разрушать – медсанчасть забрали. 

Я ходил по всем участкам рудника, встречался с рабочими. По поселку тоже ходил – и не почувствовал нарастания социального напряжения. Никто на меня не бросался с протестами. Я думаю, что реальных оснований для митингов нет, а протестные настроения возбуждают конкретные люди. Но такие настроения никак не помогают решению проблем. А включить общественность в их разрешение можно. Мы с М.А. Азановой договорились: она через партию «Нур Отан» подключится к решению вопроса о снижении НДПИ и уже в организованном порядке, без всяких кастрюль, доведет проблему до вышестоящих партийных органов. 

Наши ближайшие шаги. Будем исправлять ошибки рудника по геологоразведке, будем делать проходку. Кстати, ее немало, и шахтерам найдется дело. Северо-западную залежь «Востока» будем разведывать, сделаем разведку на восточной залежи «Звездного». 

В ближайшее время я встречусь с проектными организациями, которые готовят для нас проект по подземному выщелачиванию. Как только он будет выдан – мы начнем работу по обустройству участка подземного выщелачивания на главной залежи «Востока». И не исключено, что будем вовлекать и главную залежь «Звездного». Это основное. 

Кроме того, мы финансируем целый ряд проектов по обустройству месторождения Кызылту. В мае завершается проектирование опытно-промышленных работ. Во втором полугодии, в августе-сентябре, начнутся работы по вскрыше этого медно-молибденового месторождения.

Идут переговоры по шестому участку – месторождению «Буденовское» (там ожидается добыча 2 тысяч тонн металла в год). Переговоры ведет в основном «Казатомпром», мы там мало на что влияем - только помогаем.

Идет активная работа по проектированию в ТОО «СКЗ-пирит». 31 мая ПКО выдаст нам проект по ГМЗ, и мы начнем строительно-монтажные работы. Сегодня уже составляется предварительный график этих работ, с тем чтобы мы на ГМЗ к концу года имели возможность перерабатывать золотосодержащие материалы по цианидной схеме. Это одно из наших новых направлений.

Продолжаем взаимодействовать по месторождению Торт-Кудук - завершаем второй этап опытно-промышленных работ и, скорее всего, в мае-июне начнем промышленную переработку этих золотосодержащих хвостов. 

Кроме того, у нас на руднике Шантобе осталась урановая руда. Мы ее будем вывозить на ГМЗ, чтобы переработать то, что экономически целесообразно. Также на руднике намечены работы по отводу шахтных вод. Таким образом поддержим Шантобе и займем людей. 

На кучном выщелачивании будем строить новые штабеля для переработки руды мелкого класса. Все работы по реконструкции, монтажные работы мы там уже закончили. Сейчас начнется отработка технологии. 

Сделаем все возможное, чтобы не в простой людей отправлять, а загружать их работой. Пусть эти работы будут не по специальности, но все должны работать, потому что уже сегодня очевидно: незанятость делом, даже если люди в автоматическом режиме получают 50 процентов зарплаты, негативно влияет на их психологическое состояние и неблаготворно сказывается на их окружении. Мы сейчас приняли такое решение: людей, которые работали в Шантобе на радиометрической обогатительной фабрике, не в простой отправим (сейчас они 2 недели в простое), а сразу после майских праздников переведем на ГМЗ. Там создадим участок подсобных производств, порядок в поселке поможем навести. Хотим сделать так, чтобы все были заняты. И это реально. Так же будет поступать наше дочернее предприятие - ТОО «Степногорск Темiр Жолы» с людьми, которые работали на узкой колее. Они будут трудиться вахтовым методом – частично на руднике, частично в Степногорске. Сделаем все от нас зависящее, чтобы в Шантобе не создавать очаги напряженности.