…Теперь она напоминала раненую птицу, отставшую от стаи. Обведя равнодушным взглядом сверкающую праздничной мишурой, игрушками и разноцветными шарами квартиру, она почувствовала себя одинокой, никому не нужной в этом маленьком городке, среди чужих и чуждых ей по своим представлениям о жизни людей. Надрывался телефон, но ей хотелось плакать, выть, спрятаться за чью-то спину, за надежное, любящее сердце. Бежать! Бежать надо из этого одиночества, спрятаться, затеряться, хоть в толпе безразличной, безликой! Бежать хоть куда, хоть на край света. Она так устала… Она хочет покоя.
Но на ухо будто шепнул кто-то: не рано ли твоя душа заговорила о покое? И нашла ты покой, живя, словно отгородившись прозрачной стеной от всего, как сторонний наблюдатель? Сердце охолодело?
И, казалось, даже охрипший телефон звенел вдогонку: тебе ведь все равно, где и с кем одинокой быть!
…В прошлом году Валентин явился с букетом роз и пригласил в свою компанию. Она колебалась. Не хотелось целый вечер быть среди чужих людей, но наедине со своими мыслями свихнуться недолго. Она согласилась, хотя потом раскаялась. И причина была на то.
Когда она вышла к нему в длинном вечернем платье, Валентин не сказал ничего, но в его глазах было столько восторга, восхищения, любви и желания… И в компании, чувствуя за своей спиной его горячее, прерывистое дыхание, она боялась, что он сгребет ее своими сильными ручищами у всех на виду. И почувствовала себя беззащитной и беспомощной. И от вечера, обещавшего столько радости и веселья, остался горький осадок.
А тогда, едва захлопнулась за ними дверь подъезда, он легко подхватил ее на руки и донес до машины. «Не хватало, чтобы к больной душе ты подхватила еще пневмонию. Увезу сейчас от всех на край света!»
Она тоже хотела увезти Анатолия на край света. Увезти от размалеванных девиц, виснувших у него на шее, от многочисленных друзей… Чтобы был только с ней, только ее… А осталась одна.
Валентин медленно вел машину по самым отдаленным улочкам, чтобы побыть с нею наедине подольше. Нет, он не приставал к ней с объяснениями в любви, лишь выдохнул с болью, что они созданы друг для друга, но поздно встретились, когда другой уже оставил след в ее сердце.
А Каролина, уткнув лицо в ворот шубки, думала: ну почему судьба обделила ее умением забывать о себе перед лицом настоящей любви? Вот и с телеэкрана твердят, что женщина счастлива, когда ее любят. Но Валентин любит ее, по-настоящему любит. А где же счастье? Она-то любит другого. Они были как одно целое, понимали друг друга без слов. Он был солнечный лучик, горячий, несущий жизнь. Она до сих пор помнит вкус его поцелуев, запах его кожи, нежной по-девичьи, словно пропитанной ароматом степных цветов и трав. И когда он играл на кларнете, особенно на саксофоне, казалось, что и музыка ароматна.
И вот это целое они грубо разрушили сами. Потому что каждый эгоистично думал о себе. Каждый понимал счастье по-своему.
Валентин как-то упрекнул: как ты можешь жить вдали от любимого? Когда любишь, прощаешь все! Или ты бессердечная, или не умеешь любить? Вот и течешь по реке жизни одна.
Она провела рукой по его буйной цыганской шевелюре, слегка тронутой ранней сединой, отчего он был еще привлекательнее.
- Прощать, за что? За то, что он далеко, что оставил ее одну? За то, что не сберегли любовь, каждый был занят самим собой, предъявляя счеты друг другу?
На площади смеялись, шумели празднично нарядные люди. Мелькнула знакомая фигура Валентина. Ему будто дано быть душой общества: красив, умен, талантлив, находчив, к тому же богат. Женщинам очень нравится.
- Опять течешь одна. Давай к нам! – закружил он ее.
- Нет, нет, я с друзьями, – соврала Каролина.
И опять чей-то ехидный голос шепнул на ухо: что ж ты? Он - одаренный, тебя любит. Вот и найди покой с ним. Он же тебе нравится. Ты порой скучаешь по его слегка раскосым черным глазам, всепонимающим, смотрящим иногда с озорством, но всегда с легкой грустью.
- Да, скучаю, - шепнула Каролина. Но вижу синие. И где взять то, что ему нужно от нее? Где взять Любовь?
Почему чувство родилось раньше разума? Умом она понимала, что нужно начинать жить по-другому. Но сердце шептало: тот жив во мне, он все еще любим.
Вот и получается, не река жизни, а прервалась связь времен. Жизнь – связь событий. И из ее жизни выпало главное звено, а она осталась там, где ее любили, где любила она. Зачем?!
О, судьба, прошу любовь былую: отпусти! О дай мне право – жить! Нелюбовь… Любви, любви молю я, может, я сумею полюбить. Может, сердце вновь откроет двери и, надеждой, верою звеня, оживет. И я смогу поверить, что возможно счастье для меня! И тот же шепот: да ты, никак, стихами запричитала. Сама виновата.
…А город звенел музыкой, смехом, переливался огнями ярко светящихся окон домов. И над головой звенели, мерцали драгоценными камнями созвездия, кружась в звездной карусели, будто приглашая ее в звездный дворец, на праздничный перепляс.
И лишь в сердце Каролины сосущая, холодная пустота. И, глядя в небо, она прошептала: «О, Судьба, к тебе я обращаюсь с просьбой о любви! Не надо мне алмазов, бриллиантов, хоромов и дворцов. Я согласна в шалаше, в избушке на курьих ножках, но с ним, единственным, любящим и любимым.
Каролина где-то прочитала, что любовь должна быть тайной, трагедией. Сейчас ничего нет тайного, особенно в любви. Сейчас больше занимаются любовью, не любят.
… Вот и она открыла свою душу. Но одно Каролина поняла - что нужно беречь Любовь от всего мелкого, лелеять ее, чтобы никакие житейские мелочи не касались любви. Нужно просто любить, ничего не требуя взамен, и быть достойным любви. И благодарить Всевышнего, что дал вам это великое чудо, это волшебство. Ведь пока жива Любовь, будет Жизнь и все будет хорошо! И я обращаюсь с просьбой о Любви!