Это потом, после смерти Анны Ивановны, тихой старушки, на любви и нежности взрастившей к концу жизни милого, с добрейшим сердцем пса, стали жильцы дома припоминать...
...Ей уж восьмой десяток пошел, когда схоронила мужа. Бог детей не дал, без живой души в доме осталась. Какая-то из приятельниц, видя, как затосковала и совсем уж сникла одна-оденешенька Анна Ивановна, подарила ей щенка, которого в первый же день новоселья приятельницы Думкой окрестили. Чудесничала новоявленная собачница за дверью, в запертой квартире, а потому проходившие мимо соседи про всё Думкино воспитание только и слышали, от него самого: "Тяв...тяв" - звонко, радостно и по-щенячьи живо откликался защитник дома на чужие шаги за дверью. Нет, не по книжкам и не по советам бывалых заводчиков собак осваивала науку дрессировки Анна Ивановна - добрым словом, улыбкой да теплом рук хозяйкиных формировался мягкий нрав ручного пса.
…В породах собачьих Анна Ивановна мало понимала, но в разговоре могла толково обрисовать Думку: ростом по колено ей будет, вислоухий, по форме уши ну словно две большие плоские плюшевые груши (любила хозяйка потрепать их легонько, нежно); сам весь рыженький, а снизу, от носа по шее и животу, большая белая полоса расходится; высокого постава шея, холка не выдается явно, а круп плавно-покатый, ноги сухопарые со сжатой ступней, с умеренными углами в плечах и лопатках, - в общем, стройный, аккуратный, видный пес у Анны Ивановны. Но всего больше глазами Думкиными умилялась хозяйка - это были именно собачьи глаза, которые всегда выразительны и говорящи: брови дужками как перевернутые углы-галочки, под ними две круглые темно-коричневые, но не мутные - яркие, чистые, светящиеся бусины, а в них - и свет радости, и самозабвенная преданность, и детская доверчивость, и неподдельная любовь, и всепонимающий ум - вот какие глаза у Думки!
Завидит кто из гостей Анны Ивановны такую вот, детскую, пробуждающую нежнейшие чувства мордашку и ну никак не может удержаться, чтоб не погладить, не потрепать Думку за мокрый нос, а не привыкший к чужим ласкам пёс в ответ на секунду рванется вперед, тявкнет для острастки - и мигом под хозяйкину юбку прятаться, ко всеобщему умилению.
...Анна Ивановна заболела как-то враз, сдала заметно: осунулась, задыхаться стала, по квартире едва перемещалась, больше лежала - видно, наступил тот предел для настрадавшегося за долгую жизнь сердца, когда уж нет в человеческом организме никаких внутренних резервов для самовосстановления; без постоянного врачебного присмотра уж не обойтись, но от больницы решительно отказалась - не на кого оставить Думку. Хотя, правду сказать, Анна Ивановна теперь плохая ему радетельница - сама больше на собачью сообразительность и живучесть полагалась, когда в тупик приходила от мучительного воп-роса, как дальше-то будет. Нет, не о собственной участи старая женщина тревожилась (к встрече с мужем покойным давно приготовилась) - тяжелые мысли о дальнейшей судьбе любимого Думки усиливали её неутихающую сердечную боль. Да и как было не тревожиться - живая душа ведь: вот слегла хозяйка, а он, ну будто человеческим разумом наделен - только неизменно добрым, примостится у больных ног Анны Ивановны - выгревает; бывало, носом в её живот уткнется и лежит часами терпеливо, словно службу караульную несет, - напоминает, что не одна она, что есть ей на кого положиться.
После долгих размышлений сговорилась Анна Ивановна с женщиной, имевшей виды на уютную квартиру, что та возьмется содержать пса, не выгонит на улицу, не отдаст на живодерню. Видно, только эта забота и держала Анну Ивановну на земле - вскоре, после очередного сердечного приступа, увезли её, совсем обессилевшую, в больницу... Больше Анна Ивановна домой не возвращалась.

***

…Забеспокоились соседи: уже день на исходе, а Думки не видно и не слышно. К двери подходили, прислушивались - тихо с той стороны, окликали его - не отзывается, в окно стучали (квартира Анны Ивановны на первом этаже) - в ответ одно тревожное молчание. Вечером входную дверь специально для Думки открыли - все напрасно, пропал пес. Может, взять кто успел - так знали бы об этом. Или... страшно подумать - умер он там, в пустой квартире, один, без присмотра, без еды?..
Нет, худшее, слава Богу, не случилось. Днем Думка где-то по улицам бегал, но никогда прежде так подолгу и далеко от дома - видимо, верно подсказывало ему собачье чутье: пусто в квартире, не ждет хозяйка. На ночь домой прибежал, ткнулся в свою дверь, поводил носом, тявкнул жалостливо, словно попросил: "Впустите меня, я вернулся"... Подождал еще, не понимая, почему же дверь не отворяют... Снова на улицу выскочил, то в одну сторону подастся, то в другую метнется - ровно ищет кого... И опять к родной двери - встал на задние лапы, скребется, скулит протяжно, домой просится... Впервые в Думкиной жизни для него не открыли дверь, за которой тепло, родной запах, самый близкий на свете человек... И не понимал пёс, как, куда теперь...
Дама, претендовавшая на освобождавшуюся жилплощадь, прогнала Думку на улицу - некогда ей за псом присматривать, собака себе пропасть не даст, а у неё своих дел невпроворот.
Возвращался Думка домой только поздним вечером, примерно в одно и то же время, ежед-невно, как по расписанию. Жильцы многоэтажки уже знали об этой новой, бродячей жизни бездомного домашнего пса, и некоторые стали загодя подкладывать то к общей входной двери, то к бывшей Думкиной, то у канализационного люка съестное для всеобщего любимца. Видно, никакой охотник из Думки, не учили его добывать пищу самому, и ел он то, что добрые люди оставляли, правда, видевшие говорили, без жадности, без интереса к еде (хотя часто лакомые кусочки ему доставались), - ел ровно столько, чтоб не пропасть, дождаться, когда Анна Ивановна домой вернется. А о том, как ждал Думка, жильцы дома не понаслышке знали: жалостливый, протяжный, порой казалось, детский вой-плач не одно человеческое сердце страдать заставил. Правда, нашлись и такие, чьи сердца в длинные ночи собачьего горя ожесточались, наполнялись злобой и ненавистью к мешавшему спать псу...
...Рано утром к дому подъехала машина. Люди, высокого роста, больших размеров, в оди-наковой одежде, с дубинками вышли из машины и не спеша направились к месту ночных бдений Думки, окружая его. Пес встревожился, но, ни разу за всю свою собачью жизнь не испытавший на себе человеческого зла, остался на месте, с любопытством рассматривая происходящее.
...Неожиданный сильный толчок палкой подкосил не сообразившего увильнуть Думку. Не успевал ничего не понимавший, запуганный пёс отстраняться от тяжелых, жгучих ударов, сыпавшихся один за другим на его голову, спину, живот, по ногам... Метался порывисто Думка, падал и вскакивал, и снова валился с ног, и опять поднимался, пытаясь избежать очередного удара в момент, когда устремлялась к нему рука человека с дубинкой... Но их, вздымающихся и опускающихся на Думку рук с палками, было много... Несчастного пса, казалось наблюдавшим из окон, добивали: вот - после резкого удара по задним ногам - повалился Думка грузно набок, рванулся было вперед, силясь встать, да не смог уже, только приподнял на какой-то миг голову, вперил помутневший от слез и побоев взгляд на стремительно падающую руку и послушно тяжелому удару уронил голову на землю...
Обессилевшего пса закинули в большую сумку, но к машине не донесли: очнулся он в немногие секунды без побоев, мгновенно выскочил наружу и стремглав бросился бежать прочь, как можно дальше от страшных людей...
Несколько дней о Думке ничего не было известно. Стали предполагать: мол, сгинул, навсегда оставил дом, где прожил шесть самых счастливых своих лет и где пережил самые трагические минуты собачьей жизни. Допускали и худшее: издох пес от полученных ран. Но были - совсем немного их - и те, кто верил, что придет час - вернется, пусть уже не тот, доверчивый, ласковый, но обязательно вернется домой Думка.
Сильна бывает любовь человеческая, впрочем, как и ненависть. Но, наверное, все же сильнее собачья преданность, которую почему-то иногда люди рабской называют - по своему, видимо, плебейскому разумению. Глубокой ночью проснулась Галина Афанасьевна от надрывного собачьего скуления и, хоть нельзя было без слез слышать, как плачет несчастный пес, все же обрадовалась безмерно - Думка это! Его голос! Его жалобный вой! Вышла пожилая женщина в уличную темь, окликнула вдруг замолчавшего Думку – не отозвался; оставила у канализационного люка снедь, снова любимого пса кликать стала - всё напрасно. Захлопнулась дверь - и через некоторое время опять знакомый протяжный плач.
По покойнику, как выяснилось, был тот вой: в ночь, когда Думка впервые после избиения вернулся домой, в больнице скончалась Анна Ивановна.
Дама, имевшая виды на пустующую квартиру, как и обещала, схоронила одинокую женщину, а от нехитрого скарба её тут же освободилась - выбросила несколько тряпок на площадку для мусора. Каково же было удивление жильцов многоэтажки, когда поутру увидели они... Думку, лежащего на тех самых, хозяйкиных, с самым родным на свете запахом тряпках. Прибегавший до этого домой только по ночам и прятавшийся от людей в кустах, теперь Думка из своего потайного места окончательно выбрался, чтобы днем и ночью охранять от чужих людей хозяйкино добро.
Заботы Галины Афанасьевны о Думке скоро отогрели его, казалось, навсегда ожесточившуюся душу: на тепло рук пожилой женщины, такое узнаваемое, дорогое, напомнившее Анну Ивановну, отозвался чувствительный пес судорожным вздрагиванием и прерывистым подвыванием. Думка плакал. Глаза его, неостановимо источающие слезу, словно пытали, жаловались, просили помощи: за что меня били?! почему не пускали в дом?! где моя хозяйка?! Так казалось Галине Афанасьевне, которая не могла больше сдержаться и совсем разрыдалась, когда, ослепленная слезами, почувствовала на своих мокрых щеках теплый Думкин язык...
...Думка чах на глазах: от еды, а заботящихся о нем было много, отказался совсем, лежал, ко всему безучастный, целыми днями на одном месте - теперь уже не на хозяйкином тряпье, а поодаль, на добрую половину в луже, образовавшейся от стылых августовских дождей. Одинокий пес, по всему видно, готовился умереть...
Но, к счастью, в это же самое время в другой, детской душе происходила напряженная работа. Сашка на двенадцатом году своей жизни твердо, по-мужски решил: "Думка будет жить у нас!" - против такого ультимативного заявления сына родители ничего не могли поделать.
Тебе интересно узнать, дорогой читатель, что было с Думкой дальше? О, это уже другая, счастливая история - про доброго мальчика и его верного друга. Может, и расскажу когда-нибудь. А в завершение этой добавлю: в последние месяцы у Думки, кроме безмерной, самой что ни на есть собачьей любви к Сашке, еще одно чувство развилось - зародившаяся в свое время на страхе... лютая ненависть ко всем взрослым мужчинам.