Навстречу 60-летию Степногорска
Мы вновь обращаемся к страницам истории нашего города, идущего к 60-летию. Продолжаем рассказ о степногорской школе здравоохранения, специалистах, работавших здесь в 70 годы и оставивших о себе добрую память до сего дня. Главные специалисты
В медсанотделах в то время были штатные должности главных специалистов по основным направлениям, как в облздравотделах – штабах регионального здравоохранения. Главные специалисты регулярно посещали периферийные медсанчасти, все врачи хорошо знали их, особенно по своему профилю. Как правило, это были авторитетные, высококвалифицированные специалисты.
Главным терапевтом МСО-104 был тогда тоже не так давно вернувшийся после ординатуры Егарев Иван Николаевич, главным педиатром – Прусова Мария Ивановна, главным хирургом – Васильев Михаил Петрович. Васильев жил в одном доме со мной, на втором этаже, непосредственно над нашей квартиркой. Нередко, чаще – в конце трудовой недели, можно было слышать доносящийся сверху громкий голос, не вполне сочетающийся с тщедушной конституцией главного хирурга. Главного акушера-гинеколога почему-то тогда не было.
При упоминании степногорского акушерства-гинекологии в памяти сразу возникает Земфира Вениаминовна Шаркунова, ее крепкие руки, острый взгляд. Она, мне кажется, распространяла вокруг себя уверенность. И для коллег, и для пациенток.
И еще об одном акушере-гинекологе не могу не сказать – о Леониде Михайловиче Стешенко. Мы с ним вместе никогда не работали, встретились впервые в Москве, в ординатуре. Когда я работал в Володаровке, знал, что в Степногорске появился новый акушер-гинеколог, брат Васи Стешенко, с которым мы учились в интернатуре. Слышал и хорошие отзывы о новом докторе. И вот в 1979 году заселяемся в ДМР (Дом медицинского работника. – Ред.) на Новощукинской, и наши комнаты оказываются по соседству – у меня была, как сейчас помню, комната №195, а у Стешенко, значит, №197. Я, чтобы получить комнату на семью, согласился быть председателем совета ДМР, ну а семья Стешенко была представлена двумя ординаторами (и двумя детьми!), поэтому комнату получили на законных основаниях. У них была прекрасная семья, Ольго-центричная. Леонид был как бы «над», с занятий приходил поздно, один из выходных, как минимум, посвящал библиотеке, ездил в Центральную медицинскую библиотеку у метро «Профсоюзная». Я тоже там занимался, но не так регулярно.
Ординатуру Леня проходил в Боткинской больнице на кафедре акушерства и гинекологии ЦИУ (Центральный институт усовершенствования врачей, ныне – Российская медицинская академия последипломного образования), которую возглавляла профессор Л.П. Бакулева. Он нашел здесь все – и практику, и науку. Хотя практики у него к тому времени было уже достаточно, и это была не только практика, но и знания. Понадобилось их упорядочить, немножко пополнить. В медсанотдел Леонид возвращался с черновиком почти готовой диссертации, с солидными публикациями, с желанием большой самостоятельной работы. Все это он получил в Степногорске. Через два года защитил диссертацию.
Снова мы встретились с ним в 1985 году, в том же ДМРе, даже комнату помню на втором этаже, напротив мусоропровода. Леонид приехал на какое-то совещание, а я был вызван в Главк в связи с предстоящим назначением начальником медсанчасти №118 в Полярных Зорях (Полярные Зори – город в Мурманской области, градообразующим предприятием которого является Кольская АЭС. – Ред.). Был в этой медсанчасти и небольшой роддом.
И вот Леонид Михайлович читал мне по вечерам микролекции по организации родовспоможения и работы родильных домов или отделений, наставлял меня, как будущего, совсем неопытного начальника МСЧ, в части контроля за работой этого опасного подразделения. Я не записывал – запоминал эти нехитрые, на первый взгляд, советы. В Полярных Зорях как-то все прошло благополучно.
Почему-то мне не пришло в голову пригласить Леонида Михайловича для работы в Саров, куда я был переведен в 1988 году (Саров, бывший Арзамас-16, закрытый город Министерства среднего машиностроения. – Ред.). В конце 80-х – начале 90-х уже начинался исход медиков из Казахстана. Кто-то обращался и ко мне, кого- то принимал на работу. Но от Стешенко обращения не было. Из случайных источников узнавал, что у него все нормально. А у нас шла бурная перестройка нашей системы здравоохранения: медсанотделы, как уже говорил, становились медсанчастями, был ликвидирован институт штатных главных специалистов… И прочее…
Для меня Леонид Михайлович Стешенко так и остался связанным с МСО-104, остался очень близким человеком. Увы, несколько лет назад из «Одноклассников» узнал, что его уже нет с нами.
Сохранилось документальное свидетельство нашего знакомства – брошюрка от 1985 года с лекцией «Функционально узкий таз», среди четырех авторов есть и Л.М. Стешенко. В ЦИУ издавна широко практиковалась такая форма публикаций. По тексту лекции – неоднократные ссылки на диссертацию Леонида Михайловича «Прогностическое значение ультразвукового исследования в диагностике функционально узкого таза», защищенную в 1984 году в Москве. На внутренней стороне обложки – авторское посвящение от 28.12.1987 г.
Птенцы гнезда Пестрикова
Как-то удачно у Ивана Ивановича Пестрикова (И.И. Пестриков – начальник МСО-104 г. Степногорска. – Ред.) получалось давать старты своим «питомцам». Конечно, питомцами они были только по должности, так как все они, как правило, были сверстниками.
Талантом организатора, руководителя Иван Иванович обладал несомненным. И упоминать его в этом тексте, претендующем не столько на освещение истории 104-го медсанотдела, сколько на повествование о коллегах, с которыми приходилось встречаться и непосредственно в Казахстане, и во многих других уголках страны, буду еще не раз.
Главных специалистов медсанотдела во время моей интернатуры возглавлял Павел Степанович Лобанов – заместитель начальника медсанотдела по лечебной работе. Интерны как «класс» тоже входили в зону курации Павла Степановича. Но вскоре его перевели куда-то в Подмосковье, по-моему, в Каширу, и встретились мы с ним лет через пять-шесть совершенно неожиданно. Он поступил в клинику на Абельмановской и находился в неврологическом отделении в связи с недавно перенесенным инсультом. Гемиплегия, невнятная речь, смущенная полуулыбка. Но узнал меня! Я вспомнил нашу последнюю встречу в Степногорске, когда нас попросили помочь загрузить контейнер отъезжающим Лобановым. Кроме мебели и всевозможных коробок и чемоданов было очень тяжелое пианино, черного цвета, т.е. еще «того» поколения. Тогда старались увезти с собой все нажитое.
Первым заместителем в медсанотделе был назначен Иван Николаевич Егарев, но через несколько лет и он уехал, получив назначение руководить медсанчастью в Дубне. И успешно там работал!
С Геннадием Сергеевичем Слеповым, тоже опытным руководителем – начальником медсанчасти в Шантобе, мы встретились позднее в Обнинске. Я тогда работал в Сарове, поехал «перенимать опыт». Геннадий Сергеевич был там начмедом. Встретились как «степногорцы».
Со своим первым начальником В.Н. Соболевым, начальником Красногорской МСЧ- 4, совершенно неожиданно встретился в Чернобыле в 1986 году. Оказывается, я прибыл туда для смены Вадима Николаевича, так как заканчивалась его командировка. Не запомнил, где тогда он работал, но точно, не в Казахстане. В Чернобыле мы сравнялись в должностях и званиях, выполняли одну и ту же функцию начальника штаба Оперативной группы Минздрава СССР.
После И.Н. Егарева главным терапевтом была назначена Наталья Ивановна Никонова, кандидат наук, только что окончившая аспирантуру и защитившаяся в Институте биофизики. Я к тому времени уже работал в Есиле, поэтому встречались с ней только эпизодически, на совещаниях и медсоветах. Пару раз она приезжала к нам, в том числе и в так называемую Володаровку, где я работал после МСЧ №4.
Встречи с хорошими людьми не проходят бесследно. Мое упоминание о Наталье Ивановне при разговоре с Ангелиной Константиновной Гуськовой и Галиной Николаевной Гастевой, руководившими моей диссертационной работой, вызвало у них неожиданный интерес, проявившийся, в том числе, в мало свойственном их характерам восхищении и самой Никоновой, и результатами ее диссертации. Ангелина Константиновна помнила даже ее имя! И это при том, что диссертация Натальи Ивановны была не совсем клинической, выполнялась в лаборатории легенды нашей (отраслевой) медицины и науки Натальи Никифоровны Клемпарской.
А Людмила Кузьминична Баландина очень часто вспоминала другого главного терапевта – Анатолия Ивановича Спирина, который совсем недавно, за год или за два до нашей интернатуры, уехал из Степногорска. Она всегда говорила о нем с нескрываемым пиететом. Сейчас, с учетом прожитого, я еще больше уверен, что у Людмилы Кузьминичны было не так уж много авторитетов, в том числе в профессии, но Анатолий Иванович таковым для нее являлся!
Возможно, я бы не запомнил этого и не вспомнил сейчас, если бы через десяток с небольшим лет не встретил Спирина в Арзамасе-16 (Сарове). Анатолий Иванович работал ординатором в кардиологическом отделении. Мне его представили во время ознакомительного обхода подразделений медсанчасти – импозантный, по-другому не скажешь, мужчина лет пятидесяти, напоминающий наркома Семашко.
Мы пару раз после этого с ним вспоминали Степногорск, Людмилу Кузьминичну. К пространным разговорам он был не склонен, возможно, они в тех условиях были неуместны, да и я не настаивал. Говорили, что он сильно пострадал в автокатастрофе.
Коллеги
Настала пора перечислить нашу группу. Кстати, такой массовый заезд интернов в медсанотдел был, по-моему, впервые. Выпускников ЦГМИ здесь до нас было, точно, единицы. Ну, это из-за того, что институт был молодым, до нашего было всего два или три выпуска.
Итак, из Целинограда прибыли Татьяна Карандеева, Нина Сазыкина, Ирина Тасиц, Люда Харькова, Люда Молоткова-Куимова. Очень боюсь ошибиться с нашей же выпускницей, но с первого потока – Ольгой (даже имя могу перепутать, хотя полностью ее представляю). Она была очень добродушной, позитивной, не выплескивая, однако, свой «позитив» особо наружу. Даже фамилию не помню. По-моему, Найда (или Чайка?). Или и то и другое (в связи с замужеством?). Татьяна Борисовна Горбунова, а в студенчестве – Карандеева, по-моему, единственная из нас и сейчас живет в Степногорске, да еще и работает, насколько я знаю, кардиологом. Мы с ней иногда общаемся в «Одноклассниках», мог бы уточнить имена, фамилии других коллег, но не хочу. Пусть будет все как есть. Забыл, так забыл. Пятьдесят лет прошло!
Правда, кое-что все же отыскивается вот даже сейчас, при подготовке этого текста «к юбилею». Встречаются отзывы о степногорских медиках в старых газетах, воспоминания уехавших и оставшихся в городе. Узнаю, что Татьяна Карандеева работала и начмедом, и коллеги очень хорошо о ней отзывались. Ну, хорошие отзывы – это понятно, другого и быть не может. Она, несомненно, лидер. Но еще и скромность. И тут же вспомнил, как я ее увидел впервые. Это было на курсовом комсомольском собрании, в главном корпусе института по Мира, 49-а. С Татьяной, по-моему, мы учились со второго курса. Она стояла за трибуной в строгом костюме и, крепко ухватившись за бортик трибуны, с чувством говорила что-то о формализме в общественной работе. А может, о чем-то другом, но актуальном и важном.
С Людой Молотковой мы были из одной школы. Ее папа был у нас завучем, преподавал биологию в старших классах, но вскоре Молотковы уехали, так как Федор Алексеевич был направлен директорствовать в один из шахтерских поселков недалеко от Степногорска. Однажды от Люды узнали, что отца госпитализировали с «острым животом» в хирургию медсанчасти. По-моему, была весна, приближалось окончание интернатуры. Как часто бывает с медиками или их родственниками, долго дифференцировали: аппендицит, почечная колика и т.д. Люда была постоянно с отцом. Не помню деталей. Но помню зареванную Людмилу – умер! Всей группой ездили прощаться, везли венок…
Людмилу Харькову иногда встречаю в «Одноклассниках», на фото она такая же – кудряшки, улыбка открытая… Живет в Кокчетаве. Спросил о Викторе – муже. Он был в той же интернатуре, с нами, только по хирургии или урологии. После интернатуры работали в Шантобе. Был ошарашен известием, что Виктор умер. Внезапная смерть!
В Шантобе уехала после интернатуры и Нина Сазыкина. Ирина Тасиц осталась в Степногорске. Где сейчас многие «однополчане», не знаю. Хотя клялись на выпускном, который был как настоящий, в ресторане, что будем писать, звонить, общаться и пр.
Как-то получил весточку от Владика Скрипниченко. Он с дочерью живет в Сланцах Ленинградской области. Его жена Светлана Вульфовна, с которой мы сработались и сдружились после интернатуры, работая в Красногорском, умерла. Да, все чаще приходится этим словом заканчивать фразу.
Валерий ПЕТРОВСКИЙ,
фото из архива городской библиотеки
|