Когда мы в газете «Престиж» писали о последних временах рудника Шантобе, откровенно сказать, не предполагали, что они наступят так скоро. Но недавнее письмо исполняющего обязанности генерального директора ТОО «СГХК» Владимира Кравцова, зачитанное на внеочередном заседании профкома комбината, не оставило практически никаких сомнений, во всяком случае, в головах профсоюзных активистов: рудник прекращает свою деятельность. И новое тому подтверждение, по мнению членов профкома, предстоящее сокращение 328 штатных единиц рудника Шантобе до конца 2013 года.
Председатель профкома СГХК Геннадий Кузьмин объяснил ситуацию простой арифметикой. На 1 января 2013 года на руднике Шантобе работало 794 человека - на 2 сентября 2013 года осталось 433 работника. Какой же «передовой» опыт был применен на предприятии, если он дал такой скорый и ощутимый «экономический эффект»? Геннадий Кузьмин рассказал членам профкома об этом «ноу хау»: в свое время, когда члены профкома СГХК обратились с тревожным письмом к главе Минрегионразвития Бакытжану Сагинтаеву об объявленных на руднике сокращениях, администрация комбината стала предлагать «высвобождаемым» работникам специальности рабочих второго разряда с зарплатой 34 тысячи тенге в месяц. Людей долго «уговаривать» не надо было – и они «по доброй воле» увольнялись. Вроде, и сокращения не было, и 290 человек на руднике – как корова языком слизала. Было бы несправедливо сказать, что руководство СГХК совсем не участвовало в трудоустройстве высвобождаемых, но, по мнению Геннадия Кузьмина, это не те цифры, которыми можно гордиться. Люди нередко сами искали применение своим силам. Из этих 290 человек сегодня трудоустроен 241. Где? На большом географическом пространстве - от «Казахалтына» (60 человек) до Якутии (2 человека). 26 человек уехали на ПМЖ в Россию. И вот сейчас очередная мощная волна сокращения на руднике. И это при том, напомнил Геннадий Кузьмин, что в соответствии с утвержденной у Бакытжана Сагинтаева дорожной картой администрация СГХК обязалась диверсифицировать производственную деятельность рудника с обеспечением полной занятости его персонала. И сроки завершения работы рудника, все по той же дорожной карте, ставились более отдаленные – до 30 декабря 2014 года. А до этого времени предприятие брало на себя обязательство осуществить добычу урана в объеме не менее 119 тонн и согласовать план консервации шахты. По мнению Геннадия Кузьмина, этот пункт дорожной карты полностью не выполняется, как и другой - о создании новых рабочих мест на базе диверсификации производства: «К сожалению, кроме вахты, когда мы своих людей на ГМЗ садили на простой и по 30 человек возили с рудника, ничего на собственном предприятии предложено не было». Да, со сторонними предприятиями прорабатывался вопрос о трудоустройстве незанятых работников рудника Шантобе, например, на предприятиях «Казатомпрома», который предложил 82 вакансии - в основном инженерно-технических работников и специалистов (лаборантов, геофизиков, геологов), но люди в Шантобе, по признанию профсоюзного лидера, «уже деморализованы» и неохотно откликаются на административные инициативы. Об этом же говорит и начальник отдела кадров предприятия Алия Есимова: «Звоним, предлагаем работу, а нам отвечают: в ваших услугах не нуждаемся». Тем не менее, уточняет главный кадровик СГХК, за счет предприятия уже обучены аппаратчики, и «Сареко» берет к себе 18 человек (хотя планировалось 50, уточняет неуемный Геннадий Кузьмин). Не видя особого рвения со стороны руководства предприятия по неукоснительному выполнению собственных же обязательств, записанных в дорожной карте, профсоюзный лидер предлагает обратиться с письмом в правительство, к тому же министру регионального развития, и указать, что реальность не соответствует благим намерениям. Есть у Геннадия Кузьмина и альтернативное предложение – обратиться к акиму города о созыве трехсторонней комиссии, где сообща договориться: пока не будет предложена человеку работа, аналогичная прежней, в соответствии с его специальностью, - не давать профсоюзного согласия на его сокращение. Если же сам человек откажется от предложенной ему работы, тогда и с предприятия снимаются обязательства по отношению к отказнику (к слову, в прошлый понедельник это предложение было принято на заседании трехсторонней комиссии у акима). Алия Есимова поставила под сомнение правомерность такого предложения: «А законная подоплека где в том, что вы не будете давать согласия на увольнение? Мы должны за 2 месяца человека просто уведомить». Несгибаемая позиция кадровой службы лишь усилила боевой настрой профсоюзного лидера: «Тогда вопрос по-другому буду ставить: мы не даем согласия на сокращение до конца года, потому что оно идет вразрез с дорожной картой, и сегодня подготовим обращение к министру регионального развития вновь вернуться к дорожной карте, потому что она не выполняется. У нас на руднике 390 человек осталось – 328 предлагается сократить. Кроме этого, вышел приказ, по сути, о закрытии кучного выщелачивания. Есть план закрытия КВ, а мы издаем приказ о его остановке на осенне-зимний период. Скажите: в штатной расстановке кучного выщелачивания сколько человек осталось? Одна охрана – и всё». В какой-то момент я поймал себя на мысли, что в этом «повторении пройденного» все отчетливее и отчетливее просматривается безвыходность: никакого шанса руднику Шантобе не дается. И заместитель гендиректора СГХК по экономике Надежда Лисица лишь укрепила меня в этом мнении. Она предложила членам профкома свою горькую «арифметику»: «Давайте разберемся насчет 119 тонн (речь о тех самых тоннах урановой руды, на которые делалась ставка в дорожной карте, когда руководством СГХК брались обязательства об обеспечении рудничан работой. – В.М.). Проработала наша геологическая группа - сделали разведку, чтобы определить количество запасов. По последним данным, у нас в запасах 120 тонн. Мы посчитали себестоимость добычи руды. И вместе с налогом на добычу полезных ископаемых 128 долларов получается. Если государство все-таки решит положительно вопрос об освобождении нас от НДПИ (мы с 2009 года об этом просим), себестоимость добычи будет 107 долларов. Сегодня спотовая цена урана на рынке, без транспортных расходов, - 88 долларов. Вот мы поднимем руду за 107 долларов, привезем на ГМЗ – потратимся на транспорт, ГМЗ ее переработает – добавит свои 25 долларов, 25 долларов добавим на конвертах, и наша себестоимость будет в 2 раза дороже, чем рыночная стоимость урана. Получится: мы денег потратим в 2 раза больше, чем заработаем. Есть ли смысл тратить деньги, если мы 50 процентов не вернем?». В этом риторическом вопросе я прочитывал только одно: зачем вкладывать в рудник, если он будет приносить одни только убытки? Позже Надежда Лисица поправит, скорее, саму себя: «Рудник заработает, если цена на уран упадет». Но ей, кажется, никто не поверил. Да и сама она своими дальнейшими рассуждениями, на мой взгляд, не оставила никаких шансов руднику. Но гораздо убедительнее мне показался тот, кто задал «простой вопрос к администрации: а кто делал дорожную карту?». Как известно, готовилась она при активнейшем участии топ-менеджеров СГХК. Этот вопрос спровоцировал Надежду Лисицу еще на большее откровение, которое, в силу его значимости в понимании реальной ситуации, дам практически без сокращения: «Давайте и по дорожной карте - о состоянии дел комбината. Сейчас мы говорим о задержке зарплаты до 20 сентября (к слову сказать, ее работникам предприятия уже выдали. – В.М.). А я хочу вам сказать о финансовом положении, которое нас ждет в будущем, до конца года. Давайте посмотрим, как мы сработали за 7 месяцев. Мы выпустили товарной продукции из собственного сырья на 80%, переработка – 98%. Теперь в деньгах. Мы перерасходовали себестоимость собственного сырья на 25%, переработки из югов – на 10%. Это наши затраты. То есть мы планировали, что выпустим продукцию дешевле стоимостью, - реально же она у нас дороже. Почему? Потому что у нас очень много работников, не связанных напрямую с выпуском продукции. Да, выпускается экстракция на СКЗ. А затраты на те службы, которые мы распределяли на выпуск из рудного сырья, на переработку молибденовой руды, у нас остались и легли на выпуск переработки. Но так как мы не выпустили собственную продукцию, мы не получили денег. То есть мы не заработали то, что планировали, и перерасходовали деньги». Надежда Лисица, казалось, прочитала мысленно прозвучавший во многих головах вопрос: а что же это за менеджмент такой? Чего ж вы так, за упокой, напланировали? И зачем нам такие «инвесторы»? У главного экономиста и на это свой ответ: «Да, мы знали, что добычи у нас в этом году не будет – мы планировали убытки. Акционеры пошли даже на убытки – 891 млн. Что это такое? Это деньги, которые мы тратим с имущества акционеров. В этом их участие. Инвесторы согласились: там неподтвержденность запасов, там рудник стоит, там люди на простое – два цеха на ГМЗ не работают, - и сказали: мы продадим имущества на 891 млн. Мы уже продали активы на 638 млн – долю в СКЗ - Казатомпром, потому что там неизвестно, когда все заработает. Мы продаем узкую колею, которая не будет востребована, – еще 190 млн. В общей сложности 828 млн – это доля акционеров на покрытие наших убытков, потому что это имущество – их собственность. И нельзя сказать, что они не принимают участия в судьбе предприятия. Вот мы сделали прогноз до конца года. Если будем двигаться такими же темпами – не выполнять план, а перерасходовать нашу себестоимость, то нам в декабре не хватит уже миллиарда… Сейчас ищем пути – где еще какие активы можно продать, чтобы хватило у нас денег на покрытие всех этих убытков. Мы в банке берем кредиты – вы этого не видите, - чтобы пополнить оборотные средства и выйти из создавшейся ситуации. Это тоже благодаря акционерам». И все тот же, словно в пустоту, проклятый вопрос: «А кто довел до такой ситуации? Она, что, появилась неожиданно?». Возможно, я утомил вас, дорогие читатели, большой цитатой из Надежды Лисицы, но, согласитесь, эта речь дает наглядное представление о будущем рудника и в какой-то степени всего комбината. А если вам еще не все еще понятно об участи рудника, почитайте-ка, что говорит об этом же главный геолог предприятия Светлана Костюченко, как говорят, большой специалист в своем деле: «На руднике у нас функционируют два месторождения – Восток и Звездное – с начала 70-ых годов. Давайте представим, насколько выработаны уже запасы. Главные залежи и по Востоку, и по Звезде отработаны. Осталась северо-восточная залежь по Востоку, которая имеет очень сложное строение, и восточная залежь по Звезде. Что касается северо-западной залежи по Востоку, то, к сожалению, она практически выкренилась до глубины 450 метров и уже, если бы мы отработали эти 119 тонн, была бы закончена по запасам. Дальнейшего развития у нее нет. Почему мы не можем возобновить добычу на эти 119 тонн, которые заявили? К сожалению, давно уже на руднике выпал важный цикл – опережающая эксплоразведка. И относительно этой залежи, которая имеет очень тяжелое строение и удаленные друг от друга рудные тела, когда-то решили, что это сплошь рудное тело, шли без разведки, делали замечательные планы по руде… Игнорирование перспективной эксплоразведки привело к тому, к чему привело. Может быть, надо было менять систему отработки, тогда было бы удешевление работ, а у нас на руднике получалось их удорожание. Что касается залежи Восток, с которой до 2020 года связывались радужные перспективы. Руководством в этом году были приглашены эксперты. К сожалению, тот подсчет запасов, который сделан в 2006 году, был основан на редкой сети, и по разведочной категории нельзя было ставить запасы на баланс. Однако их поставили. И все наши надежды были на эту залежь. Не дожидаясь экспертного заключения, комбинат сделал проходку наклонного съезда - 700 метров, а залежь – с 700 метров до километра. Еще маленькая поправка: уже никто не добывает уран подземным способом. В основном это скважное выщелачивание. Потому что происходит удешевление добычи. Тем не менее, был пройден наклонный съезд – огромные деньги затрачены, и дошли до корешков этой восточной залежи, на которой висели все перспективы рудника и, соответственно, ГМЗ. Оказалась, что залежь имеет очень разрозненное строение, еще хуже, чем северо-восточная. Плюс к тому: когда пошли на наклонный съезд для подготовки запасов, было уже готово экспертное заключение о нерентабельности добычи восточной залежи как в варианте кучного выщелачивания, так и в варианте переработки на ГМЗ. Вот это все, что с запасами. К сожалению, это объективная реальность, запасы имеют тенденцию исчерпываться, и они уже практически исчерпаны. Тем более, глубины - километр, и никакая экономика не выдерживает такую добычу». Черту сказанному подвела Надежда Лисица: «Почему мы пришли к этой ситуации? Это объективные причины. На руднике запасы иссякли. Сейчас это производство нерентабельно. Мы потратим 2 млрд 334 млн – пусть мы вернем всего 50 процентов, а 1 млрд 150 млн закопаем. Может, лучше эти деньги потратить на ГМЗ и какие-то другие наши дела?». О других делах СГХК, которые профсоюзным активистам, тоже не кажутся грандиозными, поговорим как-нибудь потом. А пока поставим точку в разговоре о руднике Шантобе. Точнее сказать, точка уже и без нас поставлена. Мне остается лишь сообщить вам о решении профсоюзного комитета СГХК. Геннадий Кузьмин, рассказав членам профкома о том, как на профсоюзный призыв о помощи откликнулась партия «Нур Отан» («Мы пересылаем ваше письмо в акимат Акмолинской области»), заключил: «Мы первый и последний раз туда обратились – больше не будем», и, выразив общее мнение, что «рудник Шантобе больше ни в каком виде никогда не запустится», передал слово председателю профкома ГМЗ Сергею Чернышеву. Он, в свою очередь, предложил: «По сокращению работников рудника: обращаемся к автору – тому, кто утвердил дорожную карту (это министр экономического развития Бакытжан Сагинтаев. – В.М.), и подключаем местный орган власти – это, в соответствии с дорожной картой, забота и акима. При малейшей следующей невыплате зарплаты собираем конференцию с одной повесткой дня – решать вопрос о смене инвестора. Новой подготовки производства нет. Я ее не вижу. Что мы будем в следующем месяце делать? И ГМЗ на грани развала – как еще понять приказ об оптимизации на 10 процентов? Там будет все зачищено. А работать уже некому». На том и порешили. Виктор МОЛОДОВСКИЙ
|