13:20 Разговор на языке души (Надежда КАХАНОВА) | |
 Гастроли столичных артистов всегда производят в провинциальных городках настоящий фурор. А как же иначе? Это жителям мегаполисов, куда кроме зрительского интереса артистов привлекают солидные кассовые сборы, можно позволить себе выбирать из целого списка известных фамилий наиболее громкую для ближайшего знакомства. А на периферии, в скромных по вместимости залах местных ДК, пара-тройка гастрольных выступлений в год – уже счастье. Тут уж не до выбора – рады любому, кто согласится приехать. А мы и рады! Тем более что в очередной раз к нам приехал уже знакомый степногорскому зрителю Московский независимый театр, да не с чем-нибудь, а с культовым спектаклем «Собачье сердце» в постановке Валерия Золотухина. Правда, в главной роли профессора Преображенского блистал не сам Золотухин (первый и основной ее исполнитель в данном спектакле тяжело болен), а заслуженный артист России Владимир Стеклов.«Собачье сердце» степногорские любители театра ждали с особым интересом, подогретым представленным ранее спектаклем «Мастер и Маргарита». Билеты разлетелись вмиг. Было опасение, что артисты не смогут к нам добраться, как не добрались до нас 12 марта три московских баса, из-за чего концерт, посвященный творчеству Федора Шаляпина, пришлось отменить. К счастью, природа, наконец, смилостивилась над нами и не испортила долгожданный праздник.  Спектакль Московского независимого театра «Собачье сердце», поставленный в жанре мистической фантасмагории, с большим успехом идет уже 7 лет. Толковые словари определяют слово «фантасмагория» как невозможную вещь, галлюцинацию, нелепость, даже абсурд, то есть нечто, далекое от реальности. Но в том и замысел автора, чтобы с помощью причудливых, фантастических событий показать реальность, часто неприглядную, напомнить людям о вечных ценностях, о том, что при любых обстоятельствах человек должен оставаться человеком, не опускаясь до животного состояния. И Золотухину-режиссеру удалось за какие-то два часа донести до зрителей смысл булгаковского произведения.  Время действия - 20-е годы прошлого столетия, когда период геройства уже прошел и наступили непростые для страны будни становления нового общества. Именно в это время известный московский профессор Филипп Филиппович Преображенский решается на эксперимент по пересадке клеток погибшего в пьяной драке трактирного балалаечника Клима Чугункина бездомной дворняге Шарику. Однако вскоре профессор понимает, что эксперимент, проведенный по принципу «я тебя слепила из того, что было», увы, не удался. Вместо доброй собаки на свет появляется отвратительный, агрессивный тип, который унаследовал от своих доноров лишь самые дурные качества, ведь «говорить - еще не значит быть человеком». «Шкурное» происхождение не помешало Шарикову прекрасно адаптироваться в социалистической действительности. Но - дворняга по сути - он не может обходиться без хозяйской руки. Найдя таковую в лице председателя домкома Швондера, Шариков превращает жизнь профессора в настоящий ад, пишет доносы на человека с «замечательными глазами», подарившего ему шанс на новую жизнь, претендует на его жилплощадь. Мало того, случайным образом получив некоторое превосходство над своими бывшими собратьями – бездомными животными, вчерашний Шарик рьяно взялся за их уничтожение. Попытки профессора Преображенского и его ученика доктора Борменталя перевоспитать своего подопечного натолкнулись на тупое противостояние из серии: «А Вы как думаете?». – «Не так, как Вы!». В итоге профессор Преображенский поступает по-гоголевски: «я тебя породил, я тебя и убью» - возвращает Шарикова в его естественное состояние.  Не скрою, в течение всего первого акта я невольно сравнивала происходящее действо с подобными сценами из знаменитого телефильма Владимира Бортко. И сравнения были не в пользу спектакля. Успеху фильма немало способствовал точный подбор актеров. У Евгения Евстигнеева, например, роль профессора Преображенского была одной из лучших его работ, а Владимир Толоконников в роли Шарикова стал открытием для большого кино. Кстати, изначально эта роль предназначалась Николаю Караченцову, но Толоконников, которого Бортко нашел в Алма-Ате, так поразил режиссера правдоподобностью образа, что варианты отпали сами собой. Вот этой точности образа и недоставало многим действующим лицам спектакля. Можно сказать, что всю постановку «тянули» на себе Владимир Стеклов и Валентин Мельник, игравший роль Шарикова. Доктор Борменталь в исполнении молодого актера Павла Васильева был чересчур сдержан и как-то отстранен. А вот Швондер и компания, напротив, явно переигрывали. Они напоминали, скорее, шайку преступников, чем недалеких обывателей, «под шумок» пристроившихся к революционным массам и упивающихся чувством собственной власти над людьми. Что же до главных героев, то у Евгения Евстигнеева профессор Преображенский был исполнен такого чувства собственного достоинства, непоказного, без зазнайства, такой природной интеллигентности, что мгновенно веришь – это, действительно, светило мировой науки и очень хороший человек. В исполнении же Владимира Стеклова Преображенский больше напоминал модного врача, чем ученого. Но это не его вина. Актер обязан следовать замыслу режиссера, выстраивающего из отдельных кусочков-ролей цельное полотно. Как говорит сам Владимир Стеклов: «Есть человек, который стоит во главе большущей армии и отвечает за сражение в целом. У меня своя задача - может быть, не менее важная для исхода всего сражения. Я порой даже не знаю всего замысла. Мозаика ведь складывается из различных фрагментов. Так вот, я - фрагмент, даже если занимаю значительное место в этом полотне. Впрочем, может мне бы и хотелось в чем-то поспорить с режиссером…». Мне тоже некоторые моменты показались спорными, к примеру, цитата из Нострадамуса и сомнительные шутки на тему физиологии были, на мой взгляд, не совсем уместны, но режиссер имеет право на собственное прочтение материала.  Зато роль Шарика – Шарикова, на мой взгляд, очень удалась Валентину Мельнику. Он был хорош и в образе ползающего по сцене лохматого бродяги, и в образе двуногого животного, кусающего руку, которую еще совсем недавно облизывал в благодарность за еду и ласку. Его Шариков – многократно усиленный режиссером кошмар для всех обитателей профессорской квартиры. Кстати, сами актеры прекрасно понимают, что сравнения с фильмом Владимира Бортко неизбежны, но говорят при этом: «Мы хотим показать зрителю бессмертного Булгакова. Мы со сцены говорим, а в зале шуршат страницы книги». И эти страницы в спектакле дополнены интересными находками. Впечатлили, например, сцены в операционной, сыгранные в жанре театра теней, что позволило при минимуме декораций показать так много и так выразительно. Или танцующие во время этих операций фигуры в черном и белом, символизирующие зарождение чего-то темного, страшного – в первом случае - и освобождение от всего этого – во втором (добро и зло). И если в первом акте я заметила, что «за кадром» профессор Преображенский говорит голосом самого Золотухина, то во втором акте мне было уже не важно, чьим голосом он говорит, а стало важно, что именно этот голос говорит. Вообще, спектакль выстроен так, что его первая часть протекает легко, местами весело, вторая же, целиком построенная на эмоциях, постоянно держит зрителя в напряжении. А кульминационный момент – монолог разочарованного результатом своей работы ученого, измученного неприятностями старика, достигает такого пика эмоционального накала, что в какой-то момент становится страшно за самого артиста. Насколько Стеклов трудно выходил из образа, было заметно и после спектакля, когда на сцене его окружили зрители, желающие получить автограф актера и сфотографироваться с ним. Ну кто же откажется от возможности со скучающим видом пресыщенного зрелищами человека рассказать при случае знакомым о том, что видел самого Стеклова «ну вот как тебя». И, несмотря на усталость, артист держался до конца, стараясь порадовать своих зрителей.С Владимиром Стекловым мы снова встретились уже после того, как опустел зал. И он опять поразил меня своей открытостью, доступностью и дружелюбием. Я вспомнила о том, что впервые Владимир Стеклов прикоснулся к произведениям Булгакова еще в 1986 году, сыграв Шарикова в кинофильме, которого зритель так и не увидел. Кстати, в киношных кругах тех лет Стеклов получил почетное звание "лучший Шариков СССР". Рассказывая о той памятной роли, Владимир Стеклов признался, что ему очень нравилось играть Шарикова. Да и для зрителя отрицательные персонажи почему-то всегда более притягательны. «Мне повезло: сначала – разминка в роли Шарикова, а потом – сам профессор Преображенский. Эта роль тоже очень сложная и интересная. Между прочим, точно такой же путь по произведениям Булгакова прошел и актер Владимир Коренев (исполнитель главной роли в кинофильме «Человек-амфибия», если кто не помнит)». Прожив множество чужих жизней в театре и кино, Владимир Стеклов очень интересно рассказывает об этом: «Только театр позволяет мне опускаться в бездны и взмывать к небесам. Часто я думаю, что все это происходит не со мной, а с кем-то другим. Вообще, я не очень уверен, что от меня истинного что-то осталось. Постоянно откуда-то вызываешь эти роли, персонажи, сущности, фантомы, совершенно различные по историческим параллелям. Не могут такие вещи проходить бесследно. Все эти «сущности» поселяются внутри и растаскивают человека на кусочки. Грубо говоря, входя в нас, образ освобождает себе место, вытесняя что-то важное. С каждой новой ролью все больше ощущаешь себя мутантом. А я кого только не переиграл - римских императоров и Шарикова, Сталина и его сына Василия, воров и следователей, бомжей и олигархов, князя Мышкина и антисемита». И сегодня время 65-летнего артиста расписано по часам. Недостатка в работе он не испытывает. При этом Стеклов не стремится заработать дешевую популярность, «тусуясь» в различных телевизионных передачах и проектах. И в рекламе он не снимается. По его мнению, лицо, постоянно мелькающее то тут, то там, становится похожим на обмылок. Лучшая реклама, считает Владимир Стеклов, - работа в театре и кино. А редкие свободные минуты он стремится проводить с младшей дочкой или внуком, потому что хочет присутствовать в их жизни не только как кормилец-поилец. А еще он очень любит побегать с мячом по футбольному полю. Ему гораздо интереснее поиграть в футбол или посидеть с друзьями в сауне, ведя беседы «на языке души» – единственном языке, достойном понимания, чем посещать какие-нибудь престижные мероприятия. На традиционный вопрос, что для него важнее - театр или кино, артист отвечает: «Театр - накопление. Хотя бы потому, что спектакль имеет довольно длительный репетиционный период, во время которого ты можешь что-то понять в своем герое, в себе самом, найти какие-то способы существования. А в кино ты сегодня пришел, текст повторил - и идешь в кадр. Все можно отснять за день, поэтому это не накопление, а отдача, если, конечно, есть что отдавать. Можно быть невероятно популярным, благодаря кино, но когда люди приходят в театр, чтобы увидеть артиста "вживую" - они видят голого короля. Кино имеет некую «обманку»: можно спрятаться за дубль, за выгодный ракурс и так далее. В театре спрятаться не за что, там ты - есть ты». По мнению Владимира Стеклова, степногорская публика это понимает. Уже дважды побывав в нашем городе, артист отметил ее требовательное, серьезное отношение к представленному материалу и, вместе с тем, теплый, доброжелательный прием. А я, уходя после спектакля домой и вспоминая все увиденное и услышанное, думала о том, как смешно и грустно слышать от героев, живших почти 100 лет назад, все те же, до боли знакомые высказывания по поводу все тех же, до боли знакомых проблем: «в парадной украли все калоши», «не работает паровое отопление», «пролетарии пачкают парадные», и о том, что времена меняются, а разруха, словами Михаила Булгакова, у нас по-прежнему «не в клозетах, а в головах». Велика же ты, сила искусства… Надежда КАХАНОВА, фото Анатолия КИРИЧЕНКО
| |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |