Главная » 2024 » Май » 11 » ОСТРОВ ДЕТСТВА МОЕГО (Ирина КОВАЛЕВА)
15:59
ОСТРОВ ДЕТСТВА МОЕГО (Ирина КОВАЛЕВА)

Степногорску - 60 лет!

 

Сегодня прошел дождь, моросящие капли омыли совсем зеленую траву и жесткие, лежащие еще с прошлой осени листья, оставил лужи в выбоинах асфальта, покрыл холодной, липкой влагой скамейки. Небо хмурится чернильной тучей, в которую клонится, закатываясь на ночь, солнце. Значит, завтра снова будет дождь, который заставит ребятню сидеть дома. Жаль…

Нынешняя весна уже зной­но гудит детскими голосами, шуршит шинами великов и самокатов, скрипит качелями- каруселями, рассыпается све­жим желтым песком в песоч­ницах, испытывает на проч­ность загорелые коленки, тре­щит юбочками и шортиками на горках, топает упругим мячом. Шум и гам на детских площад­ках не смолкает до темноты. Мне по сердцу такая картина – очень не люблю звенящую тишину пустых дворов. Имен­но таким, унылым и неуют­ным, несмотря на обильную зелень, выглядит мой род­ной дворик на 3-7 вот уже на протяжении многих лет. Кого из ребятни могут привлечь полуразбитая беседка, остов качелей и пустая, разрушен­ная глазница песочницы, за­росшая кустами полыни? Их убогий вид не спасет никакая реставрация, и даже новые симпатичные скамейки, не так давно появившиеся здесь, выглядят чужими. Изредка выйдет на улицу сосед с чет­вертого этажа – погонять мяч с внуком, да мальчишки из последнего подъезда устро­ят «на камнях», одной из до­стопримечательности дво­ра, междоусобицу палками и ветками. Вот и все развлече­ния. А ведь когда-то в той же песочнице не хватало места, и ругались из-за очереди на качели, и беспощадно гнали с турников и беседки девчо­нок и мальчишек из соседних домов. Неужели это было? Сколько лет назад?

В Степногорск наша семья переехала в сентябре 1972 года, когда мне было всего семь меся­цев. Отцу на работе дали ордер на квартиру. По официальным документам местом моего рож­дения значится пгт Аксу, и этот вопиющий для меня несправед­ливостью факт часто был при­чиной горьких детских обид. Я отдавала предпочтение городу и никак не хотела признавать себя «аксускою», когда и родная сестра Наташа, и все знакомые вокруг – «степногорские». Скоро с гордостью смогу причислить себя к старожилам города. Я еще помню те моменты, когда двенадцатый магазин, который впоследствии был переимено­ван в «Наш», был только в про­екте, поэтому хлебом, крупами и чаем мы отоваривались в ба­калейной лавке, находящейся в одной из квартир дома номер шесть. Я помню голый пустырь на месте шестой школы и после­дующую там стройку, высочен­ные заборы, колючую проволоку и заключенных. В окна нашей квартиры хорошо была видна «мотаня» (ребенком я думала, что она называется так, потому что возит на работу нашу род­ственницу бабу Мотю) и поселок Пригородный, еще не закрытый зданием СУСа и высотками пя­того микрорайона. Прильнув к стеклу, я рассматривала дале­кие тучи на горизонте, и повто­ряла вслед за взрослыми: «А в Карабулаке дождь!».

Я никогда не ходила в дет­ский сад и была по-настоящему домашним ребенком. Нашим с младшей сестрой воспитанием, а точнее, «приглядом», занима­лась баба Лена. Лет до шести я была ее «хвостиком», и мое пребывание во дворе ограни­чивалось лавочкой с бабушки­ными приятельницами. Где-то далеко висели на турнике и ле­пили песочные куличи мои буду­щие подружки, но все попытки «сплавить» меня к ним станови­лись безуспешными; общество взрослых людей с их странными именами - Валька из сороко­вой, Зойка с пятого, Лобаниха, Митрофановна, Галя-газович­ка, Мишка Заяц и Аня Зайчиха, Найборода - было привычнее. И лишь когда я пошла в первый класс, для меня открылся но­вый, неизведанный доселе мир. В отличие от школы, где я стала лидером, в обществе дворовых девчонок мне отводилась дале­ко не первая роль. А что вы хоти­те для девочки, которая только к третьему классу (вот позорище!) кое-как научилась кувыркаться на турнике головой вперед и практически не выходила гулять не только за окрестности двора, но даже за «картину»!

«Картиной», или «стенкой», мы именовали некое каменно- бетонное сооружение во дворе, окруженное густым ивовым ку­старником, на выходе к тротуа­ру и восьмому дому. Оно сохра­нилось до сих пор, правда, не в первозданном виде. Пострадал сам фасад объекта, точнее, ри­сунок на нем, который просто замалевали белой краской. На­всегда исчезли нарисованные умелой рукой доисторические люди и животные, придававшие сооружению особый колорит. Рисунок обновлялся каждый год представителями ЖЭКа. «Стен­ка» много лет служила нам и футбольными воротами, и опо­рой для игры в выбивалы, и объ­ектом для секретных посиделок. Нельзя было просто пошептать­ся на скамейке, в подъезде или беседке, обязательно нужно было пойти именно сюда, благо, строители обеспечили сооруже­ние широким выступом, на кото­рый можно было присесть. Пойти за «картину» означало пропасть из вида родителей, а мне и моей сестре это категорически не раз­решалось! Страх взрослых был обусловлен тем, что за «стен­кой» иногда собирались алка­ши и распивали вино, а тут еще произошел вопиющий случай – в соседнем подъезде какой-то му­жик напугал маленькую девчонку (благо, она осталась невреди­мой). В общем, лично нам было запрещено покидать обозримые пределы двора, а потому и за «стенку», и за дом, и на «раке­ту» в соседний двор пятого дома мои подружки длительное время ходили без меня. Впрочем, такие вылазки по району и у них случа­лись нечасто.

Детворы в нашем дворе было столько, что ее количеству мог бы позавидовать любой казах­ский аул. Мы не признавали половых и возрастных ограни­чений и могли, нося в портфе­ле учебники для пятого класса, с наслаждением копошиться в песочнице вместе с малышней. Единственное, чего не терпели, так это чужаков в своем дворе. Не знаю почему, но исключения делались только для Юльки из восьмого дома, тихой белобры­сой девочке с необыкновенно длинными ресницами. Мы лю­бовались ее светлыми лучисты­ми глазами, и ей разрешалось играть в нашей песочнице и кататься на наших качелях. Дру­гие соседские девчонки жадно взирали на нашу беседку, хотя в каждом из соседних дворов сто­яли почти такие же. Но именно в нашей всем хотелось поиграть в школу или в куклы, поделить­ся на «казаков-разбойников», устроить штаб для «белых и красных», а по вечерам сюда со всей округи собиралась моло­дежь и, невзирая на окрики по­борников тишины, орала песни под гитару.

Наши качели тоже пользо­вались особым спросом, в том числе и у многочисленных про­хожих. Обычная железяка, о которую было разбито немало головушек, при желании порой взлетала выше растущего на­против тополя. Но такие виражи могли позволить себе только самые смелые. А еще прими­тивный аттракцион был малость помят недюжинной хулиганской силой и противно скрипел, по­тому только самым бесшабаш­ным могло прийти в голову пока­таться днем, в послеобеденное время. Обязательно выходил на балкон кто-нибудь из взрослых и громко, в деталях, делал заме­чание нарушителю дневного от­дыха. Вечером же качели рабо­тали на полную мощность. Как- то я заигралась и пропустила время приезда машины-мусоро­воза. Наше домашнее ведро с бытовыми отходами, которое я оставила возле подъезда, опо­рожнила соседка баба Оля. А поскольку выносить мусор было моей прямой обязанностью, я получила дома за этот инцидент хорошего нагоняя. Мне было очень стыдно перед старушкой, тем более что вечерами она становилась практически чле­ном нашей семьи – приходила смотреть телевизор, щурилась в экран, шумно раскачиваясь и притопывая ногами.

Дома почти всегда кто-то на­ходился, и дверь нашей кварти­ры запиралась только на ночь, это было правилом. Моя ба­бушка обладала дружелюбным, веселым нравом, и к нам домой без спросу, без звонка и стука в дверь частенько забегали со­седки. Но баба Оля была на особом счету, наша семья с ней дружила. Бывшая колхозница, она получала скромную пенсию, поэтому, хоть и жила со снохой и сыном, подрядилась мыть подъ­езды и за умеренную плату (в месяц рубль с квартиры) справ­лялась со своим делом усердно. И вот я решила отблагодарить ее за то вынесенное ведро с мусором. Уговорила подружку Аленку, и в один прекрасный день мы вымыли свой подъезд, с пятого по первый этаж. И со­общили, что теперь всегда бу­дем так делать, бесплатно, ибо нечего человеку в таком возрас­те напрягаться и стоять раком. Взрослые, а особенно баба Оля, были в шоке и от нашей работы, и от задумки. Строго-настрого нам запретили развозить грязь в подъезде. Честно, я не помню, были ли мы опечалены данным фактом, но все свое рвение ре­шили перенести на уборку дво­ра.

Наша дворничиха Роза без­упречно справлялась со своими обязанностями и практически не оставляла поле для клинин­говой деятельности. Но ведь мы уже были «тимуровской коман­дой», а потому пришлось свя­зать веники из полыни и уделить пристальное внимание хотя бы песочнице. Нас хватило бук­вально на несколько раз, скоро надоело сметать рассыпавший­ся за бортики песок и собирать осколки стекла. Поэтому в один прекрасный день мы решили ухаживать за бездомными ко­тами. Их было немного, прихо­дилось устраивать настоящую охоту на бедолаг, для которых строились из травы и веток гнез­да и шалаши. Подкармливали животных домашними продук­тами, а поскольку моя бабушка была недовольна, что бездо­мные кошки поглощают нашу колбасу и пьют сливки из наших же капроновых крышек, прихо­дилось втихую таскать еду из холодильника. Коты отъедались и пропадали, мы отлавливали новых… Кроме бездомных жи­вотных, ухаживать больше было не за кем, и наша тимуровская деятельность сошла на нет. Позже мы организовали во дво­ре «Зеленый патруль», завели тетрадку, куда планировали за­писывать нарушителей и прово­дить с ними беседы. Но посколь­ку вредителей зеленых насаж­дений среди наших пацанов не наблюдалось, а от чужих можно было схлопотать подзатыльни­ка, патруль благополучно завер­шил свою работу, по сути, так и не начав ее.

В одно прекрасное лето мы с девчонками заинтересовались спортом. На занятия физкульту­рой нас подвигли приехавшие из Капчагая к своим родственни­кам сестры Наташа и Оля. Было решено вставать в шесть утра и выходить на площадку для массовых упражнений. Сказа­но – сделано. Родители не стали препятствовать нашей очередной выдумке, так что проснулась я во­время. А приезжая Наташка про­спала, и мы решили, что семеро одного не ждут. Когда занятия были в самом разгаре, тишину двора располосовал пронзитель­ный детский плач, похожий на звук сирены. Это Наташа вышла на балкон и увидела нас… Дев­чонка долго таила обиду, а мы за тот крик прозвали ее Сиреной. Наши спортивные достижения увенчались спринтерским забе­гом, для которого мы привлекли кого-то из взрослых с секундо­мером. А потом мы решили, что хватит с нас и школьных занятий физкультурой, тем более что дви­жения нам хватало в играх.

 

Пионербол, выбивалы, клас­сики, турники, шалаши в густой траве, плетеные из одуванчиков венки, сугробы тополиного пуха, горько-кислые мизерные ранет­ки и побеги сладкого корня, ли­стья подорожника на разбитых в кровь коленках, муравейники, бумажные кораблики в лужах, зарытые в землю стеклышки-се­кретики… Сколько новых встреч, загадок и открытий таилось в каждом дне, сколько было пере­жито эмоций! Как жаль, что ни ку­сочка моего уличного детства не осталось запечатленным на фо­тографиях. Сосед дядя Володя, Алёнкин папа, снимал нас всех вместе, красивых и торжествен­ных, лишь первого сентября.

Вспоминая детские годы, всег­да удивляюсь тому, насколько воспитанно-интеллигентными были обитатели нашего двора. Я не помню ни драк, ни громких скандалов, ни преступлений на семейно-бытовой почве. Даже ал­коголики отличались спокойным нравом, и если и надоедали окру­жающим, то только своим пьяным занудством. Вполне возможно, причиной тому был домком дед Иван, молчаливый старик с ис­пепеляющим взглядом, которого все уважали и побаивались. Вен­цом хулиганских выходок наших мальчишек служили сломанные или изрисованные непристойны­ми словами почтовые ящики, но на такое варварство были спо­собны немногие. Единственный мальчишка, которого взрослые называли «бандитом» и прочили ему будущее за решеткой, гроза местной детворы Серега рыжий, мог сам прийти с повинной голо­вой к родителям «униженного и оскорбленного», что, впрочем, не мешало ему на следующий день «крутить руки» очередной своей жертве. Серега не окончил свой путь в тюрьме, как предрекали ему некоторые взрослые, мало того, он достойно отслужил в го­рячей точке в составе миротвор­ческой армии. И героем приходил на классные часы в родную тре­тью школу.

Сереги больше нет. Это жизнь, так случилось. В шестнадцать лет не стало любимца нашей се­мьи, соседа по квартире и моего одноклассника Толика К. Он по­гиб в автоаварии. Это была наша самая страшная общая потеря. В далекой Карелии скончался Саша Н., мой друг детства и «жених», самый красивый мальчик нашего двора. В начале девяностых свел счеты с жизнью парнишка из со­седнего подъезда, Ленька, тоже мой ровесник. Я уже почти не помню его лица. Разъехались по разным городам и странам почти все девчонки и мальчишки, с кем мы вместе росли и взрослели. С некоторыми мы дружим в «Одно­классниках», но зачастую все наше общение сводится к лайкам и поздравлениям по случаю дня рождения или свадьбы детей.

Я больше не люблю свой двор, точнее, не испытываю к нему особых чувств, хотя в нем вырос­ла и моя дочь, да и внучке есть основания считать его родным. В нем нет и малейшего намека на ту, прежнюю жизнь. На балконах, на лавочках – чужие люди, чужие лица. Тополь напротив маминых окон вымахал выше крыши, урод­ливо разросся ветвями. Его надо спилить хотя бы наполовину, гро­мадный, тяжелый, он давно стал опасным и для жителей, и для са­мого дома. А ведь еще несколько лет назад я отчаянно защищала это дерево и называла извергами тех, кто задумал эту идею…

Недавно в соцсетях мне попалась фотография, где запе­чатлен мой родной район – два дома-близнеца, проезжая часть и тротуар возле шестой школы. Я не знаю точно, сколь­ко лет этому снимку, думаю, он конца семидесятых - начала восьмидесятых. Зелень еще не оформилась в мощные де­ревья, и на фото четко видно наши окна на третьем этаже и балкон с приоткрытой дверью. А за ними – моя семья, где, самое главное, еще живы-здоровы бабушка и папа. Мне хо­чется сесть на горячие от летнего жара качели, прислонить голову к прутьям, закрыть глаза и, тихонько раскачивая скри­пучее железо, унестись мыслями в далекие годы, в родной двор, где нет еще ни разрухи, ни потерь. Туда, где в окна смо­трится оранжевый закат, ветер срывает с тополей пуховые сережки, шуршит страницами забытой на балконе книжки, и ночные цикады в траве поют колыбельную, обещая впереди еще один новый день, по-детски беззаботный, яркий, неза­бываемый – счастливый день…

Просмотров: 159 | Добавил: Admin | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar