Канапия Махатов – всем в городе, да и далеко за его пределами, известно – талантливый врач, основатель степногорской школы травматологии, наш милый доктор, вернувший к полноценной жизни множество людей – и не только в Степногорске. И вот ушел он из больницы, так много сделавший для славы степногорского здравоохранения, никем не отмеченный, без торжественных проводов, без единого доброго слова в свой адрес из уст руководителей – медицинских и городских. Ушел – как ушел бы случайный посетитель, лишний человек.
Такое отношение к Врачу с большой буквы, да и ко многим другим его не менее маститым, талантливым коллегам, теперь спасающим человеческие жизни далеко за пределами нашего города, - это наш общий позор. Думаю иногда: да так нам и надо, раз не умеем ценить присутствие рядом с нами отмеченных Богом людей, не можем, или не хотим, или боимся вступиться за них, когда им мешают работать и жить. Это ведь, по сути, не Махатов лишился работы в городской больнице - это мы с вами лишились талантливого врача. Ведь его потенциал, его опыт работы, его мастерство еще здорово и не один год могли бы послужить всем нам на благо. Могли бы…
А вот почему случилось именно так, думаю, станет вам, уважаемые читатели, понятно из нашей беседы с Канапией Кульмагамбетовичем Махатовым, с которым мы поговорили на днях, в первый раз не спеша (ведь на операции уже торопиться не надо).

- Канапия Кульмагамбетович, как Вас провожали на заслуженный отдых - с почестями? со словами благодарности? 
- Нет, ничего этого не было. У меня осталось ощущение, что так выставляют щенков. Да я и не ожидал, откровенно сказать, никаких почестей.
До прошлого года, кажется, никто и не помнил, что я пенсионер уже несколько лет. В марте 2005 года отделом кадров были оформлены мои пенсионные документы, мне вручили пенсионное удостоверение. И я продолжал работать, заведовал травматологическим отделением, как и прежде.
Вдруг в прошлом году, то ли в феврале, то ли в марте или в начале апреля – точно не помню, у нас начался ажиотаж: забыли оформить договором со мной трудовые отношения. Настаивают: надо заключить договор. Я поинтересовался, почему только со мной? Мне ответили, что со всеми уже заключили, а со мной забыли. Хотя до этого я подобных договоров с администрацией больницы не заключал.
Если хотели сделать по правилам, то, когда я выходил на пенсию в 2005 году, с того времени и должны были заключать со мной ежегодно договоры, как положено, в установленный срок. Но если хотя бы один день пропущен, то договор, по трудовому законодательству, считается бессрочным. Ну, тут пошла в ход другая аргументация: мол, я против закона иду. Начали давить на меня. Вызвали также представителя отдела кадров, который четко и ясно объяснил: раз не заключили с Махатовым договор вовремя, значит, он продлевается автоматически. В итоге дошло до оскорблений в мой адрес. Прессовали долго, и я сдался – подписал договор. Уже тогда я понял, что в конечном итоге от меня избавятся.
Начались претензии ко мне, что незаконно кладу больных в травматологию. Я предложил им найти хоть одного человека, который находится в моем отделении без соответствующих на то оснований. С аппендицитом, с гинекологией не кладу, пациентов лор-окулистов я к себе не забираю. А что касается терапевтических, я обязан таких больных в травматологию класть, если наблюдается достаточно серьезное нарушение функций суставов. Мы более агрессивно лечим по сравнению с терапевтами или применяем оперативное лечение – это уже наше право. Естественно, с согласия больного.
Невольно в мою пользу сработали сингапурские новшества в нашем здравоохранении. Слышны были сетования: мол, Махатов необоснованно кладет больных в травматологическое отделение, а в Кокшетау почему-то подтверждают его решения.
Вынес я и это, хотя понимал, что работать мне здесь осталось немного. Но, конечно, не знал, когда уволят. 1 или 2 декабря мне, как и всем работающим пенсионерам, принесли бумагу, в которой извещалось, что больница разрывает со мной контракт. Я ознакомился с содержимым, расписался. Все медработники-пенсионеры, и я в том числе, сразу же написали, что просим продлить службу на год. Я указал, что очень много оперирую и что отделение, которым заведую, добросовестно выполняет свои функции – план выполняется на 135 – 150 процентов.
Заявление должно быть рассмотрено в течение десяти дней с ответом мне – продлевают со мной трудовые отношения или нет. 31 декабря, после обеда, пришли в травматологическое отделение главврач Мусин, его заместители Кошелева и Аманов, поздравили нас с наступающим Новым годом и, ничего не сказав по сути моего заявления, ушли. Спустя примерно час – полтора из отдела кадров принесли мне документ, извещающий, что с 1 января 2011 года я в больнице больше не работаю. И я ушел.
Самое обидное, никто не сказал доброго слова в мой адрес, и это притом, что проработал я здесь 41 год.

- Всю жизнь Вы отдали степногорскому здравоохранению, обладаете ценнейшим врачебным опытом. Как Вы думаете, что мешало руководству больницы, по примеру других центров медицины, оставить Вас в больнице если не заведующим отделением, то хотя бы ординатором или врачом-консультантом – в помощь своим коллегам? С Вашим-то уникальным опытом проведения сложнейших операций. 
- Таких предложений мне не поступало. Недавно, примерно за две недели до моего увольнения, прочитал в газете, что в случае тяжелых травм для проведения сложных операций будут в город приглашаться врачи из области. Тогда я отсеял последние сомнения насчет своей работы в больнице. Мой опыт оказался не нужен.
Мне сейчас 68 лет. Но я, в свое время повышая квалификацию в Москве и Ленинграде, учился у лучших профессоров, которым в то время было и по 70 с лишним лет, и по 90. С Федором Григорьевичем Угловым я работал – он до ста лет оперировал. И никто никогда не говорил, что эти врачи старые. Напротив, гордились, что могут работать рядом с ними, учиться у них.
Мне не надо почестей, если с этим у нас большой дефицит, - хотя бы предупредили заранее и подыскали какой-то более мягкий вариант прощания, мол, нет у нас денег или что-то в этом роде. Или сказали бы о своем решении, когда пришли поздравлять 31 декабря коллектив с Новым годом, при коллегах выразили бы свое отношение ко мне.
Так, нет же, реализуются какие-то худшие, унизительные для меня варианты. Не секрет, я много работал – и получал, по здешним меркам, хорошую зарплату. Но вдруг на суде как упрек мне прозвучало: Махатов больше всех денег получает. Но ведь это честным трудом заработанные деньги, которые мне официально они же и платили, за реальную мою работу.
Почему ко мне такое отношение? Вспоминается собрание с участием акима. Я ему прямо на собрании сказал: смените руководителя больницы. А в ответ услышал: а если бы ваш сын был главврачом? Да я бы сам ему руки оторвал, если бы он так работал. Я бы со стыда сгорел. А мне парируют: на ваше место мы 50 человек найдем. Ну, хорошо, найдите.
А о главвраче ни слова сказано не было. Хотя еще в мае позапрошлого года мы в отделении начали открыто говорить, что лекарств нужных у нас нет, что оборудования необходимого нет, что конструкций нет.
Другой пример. Увольняли Шишкова. Я тоже в адрес руководства больницы нелестно тогда высказался. Трудно удержаться, когда лучшие врачи уходят. Прекрасный был лор-врач Семен Олейник – лишились и его. Лучшие специалисты уходят. А кого это волнует? Ушла прекрасный инфекционист Маркова. Как-то резко высказалась и в сердцах написала заявление об уходе. Потом одумалась, сказала, что погорячилась, и попросилась обратно. Не взяли.
Ну и зачем кому-то, скажите, мой опыт, когда открыто критикую?

- Канапия Кульмагамбетович, в больнице, в отделении травматологии, остался Ваш коллектив. Вы, столько лет работая, должны были подготовить себе смену. Многим в городе казалось, что в числе продолжателей заложенного Махатовым мог быть и Ваш сын – Асхат, проработавший с Вами в одном отделении рука об руку 14 лет. Сейчас он ведет прием в поликлинике. Кого Вы оставили после себя? Можно ли быть спокойным, что начатое Вами дело будет достойно продолжено в больнице? 
- Я, действительно, был безмерно рад, когда сын устроился в нашу больницу. И тогда уже думал: настанет время, я уйду, и никто не заметит моего ухода. Но не потому, как сейчас это произошло, а потому, что мой сын Асхат достойно продолжит начатое мной. Он, находясь рядом со мной, действительно, вырос в хорошего специалиста. Я мог бы доверить ему отделение. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что при ином к себе отношении со стороны руководства больницы Асхат мог бы и сейчас работать в травматологическом отделении, не пошел бы главврачом в «Скорую помощь». На самом деле, излишни были чьи-то опасения, что Асхат хотел руководящей должности – пример со «Скорой помощью» тому подтверждение. Он знает, что теряешься как врач, как профессионал, когда становишься администратором. Хорошие специалисты должны работать с больными. Вот наше истинное предназначение. И Асхат вернулся бы в больницу, он просился не раз, за него просили депутаты. Он бы в травматологии очень пригодился. Но, по не зависящим от него причинам, ему в отделении травматологии места не нашлось.
Кого я еще воспитал? Сейчас в травматологии у меня воспитанников нет. В советское время я воспитал настоящих профессионалов – они успешно работают в России: Присяжнюк, Лакалов, Гирич. Заведуют отделениями, и люди им благодарны. Они видели мою работу, были всегда со мной рядом, это мои ученики. Но, к сожалению, они уехали.
Теперь в сложных случаях планируют приглашать специалистов из области.
Со смещением срединной структуры мозга на 9 миллиметров больного должны сразу оперировать. Но такого больного отправляют в Кокшетау. Сейчас я в поликлинике на приеме сижу, меня с 5 января приняли туда на полставки, направляю больных в отделение, а там уже решают: вот этого возьмемся оперировать, а этого нет. Я же брался за все сложные операции. И Бог дал мне счастье, что серьезных осложнений у оперированных мной не было. Недавно в газете написали, со слов женщины, что неправильно ребенка я перевел из хирургии в травматологию. Я вынужден был это сделать, потому что там девочка одетая, обутая ходила с сотрясением головного мозга. Ошибка моя в том, что я, действительно, у матери не спросил. Я хирургам сказал: если хотите – переведите, мы будем лечить дальше. Вместо 80 дней мы 12 дней продержали девочку, а у нее истерический синдром – вот следствие обездвиженности. В то же время у нее мышцы развитые. При абазии, астазии синдром проходит. Она встанет на ноги и пойдет. Психиатрам бы ее показали - и все встало бы на свои места. Но для меня это просто так не прошло - я получил выговор.

О состоянии здравоохранения и его перспективах

- Канапия Кульмагамбетович, Вы больше сорока лет проработали в здравоохранении и видели нашу медицину в разные периоды. Если оглянуться назад, какую тенденцию Вы наблюдаете? Какие Вас посещают тревоги? А может быть, наоборот, оптимистичные мысли связаны с нашим здравоохранением?
- Когда главврач Мусин баллотировался в областные депутаты, главным пунктом его программы было повысить качество медицинских услуг населению, максимально оснастить больницу всем, чтобы она не отставала от областных и районных. Но что я видел как заведующий отделением? Недостаток лекарственных препаратов, сокращения коек. Меня в течение года всем необходимым не могли обеспечить, ссылаясь на то, что тендера все нет. Просим дорогостоящие препараты – они вычеркиваются. Можно поднять все наши требования и убедиться в правдивости моих слов.
По поводу кадров тоже не проявляю оптимизма. Большей частью трудятся молодые специалисты, достаточных знаний у них нет. Их медицинские успехи еще впереди – я искренне этого моим молодым коллегам желаю. Но опытные специалисты нужны сегодня, сейчас. В 2010 году 90% операций делал я. Тяжелые операции все мои были. Я уверенно говорю, в травматологии сейчас силами наших врачей тяжелые операции делать не будут. А ведь зачастую успех операции, наряду с профессионализмом врача, определяет время.
Мне вот что обидно. Я был в числе тех, кто своими руками создавал травматологическое отделение. Ведь до меня в больнице такого отделения не было. И сейчас просто опасаюсь, что оно со временем растворится в хирургическом отделении. И опять придем к 60-му году. То есть Степногорск уже выстроился, а медицина вернется к своим началам.
К слову сказать, у меня были очень большие планы, связанные с протезированием нуждающихся в нашем городе. Сомневаюсь, что кто-то у нас займется этим в обозримом будущем.
На мой взгляд, у местного руководства нет истинного понимания состояния дел в городской медицине. Мне порой кажется, что наши чиновники даже не стремятся к такому пониманию. На медицину смотрят как на падчерицу. Очень равнодушное отношение к медицине, по-моему. Интерес, правда, бывает. Когда в больницу поступает кто-то из госчиновников, тогда есть интерес, но он другого порядка – личный. Для них и все лекарства, и отдельная палата, и персональный уход. И я еще обратил внимание: чем богаче человек, тем, так сказать, «бесплатнее» для него лечение. Другие сейчас чиновники пошли. У меня со времен Советского Союза основатели нашего города лечились – Алексеенко, Смирнов. Они были очень простыми людьми, со всеми ходили в столовую, со всеми вместе в одинаковых условиях лечились. Какие лекарства им - такие и остальным больным. А сейчас в этом деле избирательность. Но мы в своем отделении такого различия не делали. Если выделяется что-то «особому» больному – стараемся поделить на всех больных.
Состояние дел в медучреждении зависит, главным образом, от руководителя. Если руководитель ответственный, неравнодушный, честный, борец за дело, тогда и дела в медицине пойдут в гору. При таком подходе наша больница могла бы получить статус областной, могла бы, по крайней мере, стать ее филиалом и обслуживать большой регион. Таких зданий, как у нас, во многих городах и уже тем более районах Казахстана нет. Но одними стенами здравоохранение в передовые не вытянешь. Тут-то как раз и важна роль руководителя.